– То есть версию вы выдвинули, но проверять не стали?
– А у меня есть на это время, силы и люди? – огрызнулся Паровозников. – Петька тоже зашивается, у них следователей не хватает, а ты предлагаешь нам еще и по вокзалам носиться? Когда? Ночами? В единственный выходной? Когда? Тебе-то что, ты теперь адвокат, у вас рабочий день в бюро нормированный и выходные по графику!
– Ты что, обвиняешь меня в том, что я со следствия ушла? Это из-за меня у вас так много работы? – вспылила Лена. – Я помочь хотела!
– Спасибо, обойдемся! – И Андрей сбросил звонок.
– Слышала? – обращаясь к Юльке, спросила Крошина, чувствуя, как горят щеки. – А ты говоришь, что мы были гармоничной парой.
– Не помню, чтобы, живя вместе, вы ссорились по рабочим вопросам.
– Ну, а теперь мы, даже почти не встречаясь, как видишь, успеваем переругаться.
– Так, может, просто не лезть в его работу?
– Юля, ты не поняла еще? Между нами все закончилось. Он на меня обижен.
– Настолько сильно, что периодически ночует у тебя, а не едет домой к своей матушке, да?
– Ой, все, хватит! Не могу больше! Ты приехала домой спустя год, и у нас нет других тем для разговоров, кроме Паровозникова и уголовных дел?
– Мне показалось, что мы вовсе не уголовку обсуждаем, – улыбнулась Юлька.
– Вот и вообще прекратим обсуждать все темы, где может упоминаться имя Паровозникова! – отрезала Лена.
– С удовольствием, если расскажешь, что вообще на личном фронте происходит.
Лена вдруг поняла, что отвечать на этот вопрос ей не хочется. Она принялась составлять посуду в мойку, убирать в холодильник сметану, но Юлька перехватила ее за руку:
– Ну что, так и будешь скрытничать?
– Рассказывать нечего.
– Так уж и нечего? Хочешь сказать, что все время одна?
– Будешь смеяться, но это чистая правда. Хотя, последний месяц…
– А ты покраснела, – уличила Юлька и, вскочив, потянула подругу за собой в комнату: – Идем, приляжем, а то я наелась.
Расположившись на кровати, Лена продолжила:
– Я даже не знаю, роман ли это… иногда встречаемся, ужинаем, гуляем…
– Но ты с ним… ага? – прищурив глаза, спросила Юлька, и Лена вздохнула:
– Ага… один раз. Знаешь, что самое ужасное? Что наутро он велел мне собирать вещи и перебираться к нему.
Юлька расхохоталась:
– А чего ты хотела? Еще остались, оказывается, мужчины, которые, переспав, считают своим долгом жениться. И чего же ты?
– Юль, ты с ума сошла? Я не могу вот так, после одной ночи, сорваться жить к мужчине. И потом, ты-то знаешь, что весь мой опыт в этой области ограничивается четырьмя месяцами с Андреем – тьфу, ну вот, опять про Паровозникова! – и несколькими неделями с Никитой. А тут… писатель, известный, популярный, красавец…
– Так, стоп-стоп! Дело только в этом? В том, что он известный и недурен собой? И ты думаешь, что недостойна его? Что столь блестящий самец не может выбрать тебя в качестве спутницы? Когда я наконец сумею вытряхнуть этот мусор из твоей головы, Ленка? – перебила Воронкова печально. – Ты интересная, умная женщина, и даже такой, как этот твой писатель, будет считать за честь…
– Прекрати. Ты его даже не видела.
– И, поверь, не думаю, что, увидев, упаду в обморок! И уж точно не посчитаю тебя недостойной его. Прекрати уже грызть себя, Ленка. Мужик захотел серьезных отношений – и ты рванула в кусты, поджав хвост. Ты хочешь всю жизнь жить одна?
– Я все время теперь боюсь вести себя так, как привыкла, – призналась Крошина. – И понимаю, что иначе не смогу, мне не нужно – иначе. Меня не устраивают отношения, в которых я лишь часть чего-то. Я должна быть всем.
Юлька закатила глаза и умолкла. Она прекрасно понимала, что никакими словами не достучится до разума подруги и не сможет ее переубедить.
– Елена Денисовна, простите, что в воскресенье, – голос Пети Крашенинникова звучал виновато, и Лена немного устыдилась собственного грубого ответа на звонок.
Но было всего семь утра, они с Юлькой половину ночи провели в разговорах, и теперь Воронкова мирно сопела на раскладушке, укутавшись с головой в плед, а Лена, чтобы не будить ее, вынуждена была корчиться в кухне на табуретке, поджав под себя босые ноги и натянув на колени рубашку.
– Я так понимаю, что дело срочное, раз ты осмелился звонить в такую рань в выходной.
– Да. Я никак не могу дозвониться до вашей мамы, не хотелось вызывать ее повесткой…
– Но я с ней не живу.
– Мне необходимо срочно с ней переговорить. Родственники Арины Долженковой подали заявление о ее исчезновении. Ее и ее сына.
– Погоди… как это?
– Вот так… ее сиделка, оказывается, тревогу забила, поехала к Арине, но она исчезла вместе с ребенком четыре дня назад, телефоны не отвечают, в квартире никаких следов взлома, все на своих местах.
– Она собиралась улетать в Испанию, я же говорила об этом Паровозникову! Почему ты не взял с нее подписку о невыезде?!
– Взял. Ровно пять дней назад.
– Черт… но вы проверили аэропорт?
– Да. Арина Долженкова с несовершеннолетним сыном никуда не вылетала, рейс в Мадрид мы проверили в первую очередь.
– Но она могла не лететь этим рейсом, могла же через Москву!
– На московских рейсах за все дни она тоже зарегистрирована не была.
– А машина?
– Что – машина? – не понял Петр.
– Машина ее на месте? Она могла уехать в соседнюю область, улететь оттуда – да масса вариантов!
– Машина ее в гараже, как и машина ее погибшего супруга.
– В розыск объявили?
– Да, сразу же.
– А мама-то моя вам теперь зачем?
– Я думаю, что она могла что-то такое знать об Арине, чего никто больше не знал. Ведь вы сами говорили, что ваша матушка не берется защищать клиента, пока не проверит его на откровенность.
– Я не так сказала. Но ты прав, вдруг она действительно что-то знает. Давай так сделаем. Я сейчас поеду к маме домой, а оттуда позвоню тебе. Сможешь приехать?
– Да, конечно. Буду ждать звонка.
Лена отложила телефон и застонала. Теперь придется ехать к матери, разговаривать, упрашивать, потом ждать Петьку и, возможно, присутствовать при разговоре – ведь Крашенинников, скорее всего, затем захочет получить какие-нибудь советы.
Наскоро собравшись, она оставила на столе записку с объяснениями для Юльки и просьбой пока ей не звонить, выложила туда же вторую связку ключей, на случай если подруга решит прогуляться, и вышла из квартиры.
