Чарующая сказка о трагической судьбе всеми покинутой русской княжны стала просто воспоминанием, но история на этом не закончилась, поскольку на следующий же день Мэнехен похитил из клиники свою больную жену, что стало поводом для неистовой кампании, поднятой средствами массовой информации по поводу «исчезновения предполагаемой великой княжны» и для поисков супружеской пары с привлечением полиции нескольких штатов. Супругов удалось найти через четыре дня, домом им служил разбитый лимузин, стоявший у одной из загородных дорог, и миссис Мэнехен, измученная жаждой и в полубессознательном состоянии, была возвращена в больничную палату {59}. Это событие стало последним в ее жизни, полной почти невероятных поворотов судьбы. Суд пришел к заключению, согласно которому миссис Мэнехен была признана страдающей старческим слабоумием; тем не менее суд не нашел законных оснований, для того чтобы содержать ее в психиатрической клинике, и в силу этого Престон поместил свою подопечную в частную клинику. Женщина, история жизни которой волновала весь мир и стала основой сюжета бесчисленных книг и кинофильмов, теперь была только тенью себя самой: истощенная, весившая едва ли больше 30 кг, со спутанным сознанием и глазами, все больше мутневшими по мере того, как ее разум соскальзывал во мрак слабоумия {60}.
Мэнехен каждый день приходил к своей жене, он развешивал на стенах ее комнаты фотографии императорской семьи; однако 28 января 1984 года из-за угрозы апоплексическиого удара Андерсон была направлена в больницу Марты Джефферсон {61}. А всего через две недели, в 11 часов 40 минут, в воскресенье 12 февраля 1984 года, она упокоилась в мире. Позднее Мэнехен утверждал, что его жена была убита, и говорил, что либо агенты британской разведки, либо сотрудники КГБ отсоединили трубки, по которым в ее легкие поступал кислород {62}. На самом же деле она умерла от воспаления легких. В выданном свидетельстве о смерти должным образом записано, что ее имя «Анастасия Николаевна Мэнехен, что родилась она 5 (18) июня 1901 года в городе Петергоф, Россия» и родителями ее названы царь Николай II и Александра Гессен-Дармштадтская, а также указана ее социальная принадлежность – «член императорской семьи». Штат Вирджиния посмертно присвоил ей титул и имя, которых она добивалась в течение шестидесяти трех лет жизни {63}.
За много лет до этого события, когда она была еще в здравом уме и твердой памяти, Андерсон сделала свой выбор: она хотела, чтобы ее кремировали, и это ее решение было выполнено в полдень в день ее смерти в ближайшем крематории. Двумя днями позже в часовне при Университете Вирджинии в городе Шарлотсвилль по ней была отслужена панихида. Около трехсот друзей, соседей и тех, поддерживал усопшую, заполнили помещение часовни, стены которой Мэнехен украсил фотографиями членов семьи Романовых и латунными алтарными подсвечниками, украшенными императорскими двуглавыми орлами. Хотя усопшая давным-давно не исповедовала никакой признванной обществом религии, священник епископальной церквий провел по ней заупокойную службу, правда, общим вниманием на этой службе владел вдовец, который предлагал собравшимся то, что он называл «историческими комментариями» по поводу семьи Романовых и своей усопшей супруги {64}. Подобно столь многим событиям из жизни усопшей, даже панихида по ней быстро превратилась в цирковое представление, поскольку Джек выступил с резкой критикой тех, кого он назвал «ее бывшими друзьями» в Европе, которые оставили ее, а также с критикой членов семейства Романовых за то, что те «отвергли Анастасию», а также в силу какого-то действительно не поддающегося объяснению выверта сознания возложил на королеву Елизавету II вину за все несчастья своей жены и объявил, что британская монархиня является «международным торговцем наркотиками» {65}.
В течение нескольких месяцев Мэнехен держал урну с прахом своей усопшей жены при себе. Выполняя ее последнюю волю, заключавшуюся в том, чтобы ее прах был предан земле в Зееоне, он столкнулся с рядом трудностей. В 1934 году нацистское правительство потребовало от семьи владельцев Лейхтенберга, чтобы те продали имение властям в Берлине, однако семья сохранила за собой право хоронить представителей своей фамилии на небольшом, огороженном кладбище с часовней Св. Вальбурга. Здесь, под надгробным камнем, проект которого он сделал сам незадолго до своей смерти в 1929 году, покоился Георгий, герцог Лейхтенбергский, а в 1953 году рядом с ним была похоронена его жена Ольга. Вдова герцога Дмитрия, герцогиня Екатерина Лейхтенбергская, выступила против погребения здесь Анастасии Мэнехен. Ни она, ни ее муж никогда не верили в то, что она на самом деле является великой княжной Анастасией, и не хотели, чтобы женщина, которую они считали самозванкой, была похоронена вместе с русскими аристократами, умершими в изгнании. К тому же, по ее убеждению, кремирование тел находилось в противоречии с канонами православной церкви. {66} Заниматься этим было предоставлено всегда верившему претендентке принцу Фридриху Саксен-Альтенбургскому, и до тех пор пока он не представил заверенного письменного заявления, которое подтверждало, что герцогиня Ольга дала свое личное разрешение на захоронение, католическое руководство, ответственное за поддержание порядка на церковном кладбище, не соглашалось удовлетворить просьбу Мэнехена {67}.
Понедельник 18 июня 1984 года был в Зееоне прекрасным днем. Вдали сверкали снеговые шапки Альп, и легкий ветерок с озера Клостерзее целовал отбрасывающие густую тень вязы, когда к воротам бывшего аббатства подъехала колонна автомобилей. Процессия остановилась у высоких, заросших глицинией и жимолостью стен, окружающих часовню Св. Вальбурга, и группа одетых во все черное участников похоронной процессии вышла из автомобилей и прошла через открытые кованые ворота, ведущие на кладбище. Это было любопытное собрание: всхлипывающий и совершенно растерянный Джек, он сжимал в руке небольшой, в виде сердечка, медальон, в котором находилась прядь волос его усопшей жены; принц Фридрих Саксен-Альтенбургский; принцесса фон Шенайх-Каролат, вдова принца Фердинанда Шенайх-Каролата, а также Йен Лилбэрн, Брайен Хорэн и небольшая группа немецких аристократов – обладателей титулов, которые потеряли всякое значение после Первой мировой войны. Как и было задумано, день погребальной церемонии совпал с днем, который мог бы стать восемьдесят третьим днем рождения великой княжны Анастасии. Участники похоронной процессии встали полукругом вокруг небольшого углубления, сделанного у восточной стены кладбищенской ограды, и склонили головы в молитве. Священника, который бы вел церемонию прощания, не было. Сказав несколько подходящих случаю слов, группа покинула кладбище, пройдя мимо мраморных памятников и кованых железных крестов, едва видных среди душистых розовых кустов. Позднее над тем местом, где была погребена урна с прахом Анастасии Мэнехен, появилась мемориальная доска, украшенная русским православным крестом и надписью, составленной принцем Фридрихом: «Несть покоя душе нашей, Господи, пока ты не примешь ее с миром в Царствие Твоем» {68}. Здесь, под надгробным камнем, отмеченным именем Анастасия, нашла вечное упокоение самая знаменитая в истории претендентка на высокий титул.
Часть третья: Франциска
18 Крушение сказки
Тайна продолжала оставаться тайной и становилась еще более запутанной. После того как в 1984 году умерла Анастасия Мэнехен и решить вопрос о том, кем она была на самом деле, более было невозможно, тайна превратилась из современного мифа в легенду. Теперь судьба Анастасии Мэнехен перешла в царство вечных вопросов. Суды не могли решить вопрос по существу ее иска, но за несколько месяцев до ее смерти писатель Петер Курт опубликовал биографическую повесть «Анастасия. Загадка Анны Андерсон». Эта книга сделала больше чем любая другая, для того чтобы облечь дело Андерсон флером вероятности, – настолько велики были популярность книги и одобрение читателей. Можно не сомневаться, что дело Андерсон в том виде, в каком его представил Курт, было бесспорно увлекательным, хотя позже он дополнил его комментарием, который, должно быть, отражал точку зрения многих: «Однако я, в некотором роде, рад, что в деле Анастасии не нашлось доказательств, которые могли бы вывести его за пределы полемики» {1}.
