Во-первых, говоря о вопросах, известны были ответы только на три из них, во всяком случае, до последнего времени. Вот те восемнадцать вопросов, которые принц Фридрих передал Андерсон:
1. Кто осенью 1912 года приезжал в Спалу из Германии? Что это были за люди?
2. Как звали управляющего, или штатгальтера, в Спале, того поляка, который был там?
3. Он там был вместе со своим сыном?
4. Был ли последний офицером?
5. Эти два человека, были ли они преданы России и семье императора, или же они тяготели к Польше?
6. Если стоять лицом к охотничьему дому в Спале, на каком этаже и в каком крыле дома (в правом или в левом) находились покои графа де Фредерикса?
7. Кто из гостей жил в этих покоях в отсутствие графа де Фредерикса?
8. Как называлась река, что течет в Спале?
9. Кто такой Белосильский-Белосевский?
10. Какие журналы, изданные на английском языке, лежали в гостиной императора и императрицы, или о какой войне в них в целом шла речь (возможно, в них были также рисунки и карикатуры)?
11. В какой комнате император и императрица обычно желали доброй ночи своей свите, включая священника?
12. Окна в этой комнате выходили на передний или на задний фасад дома?
13. На чем осуществлялись прогулки по лесу: на автомобиле или на экипаже, запряженном конями?
14. Где находилась железнодорожная станция?
15. В каком состоянии, хорошем или плохом, находилась дорога на станцию?
16. В каком городе стоял императорский поезд?
17. На станцию ездили на автомобиле или на экипаже?
18. Как звали адъютанта императора? {22}
Принц Фридрих сказал Андерсон, что эти вопросы просил передать ей принц Сигизмунд и что они составлены по впечатлениям от его поездки в Спалу в 1912 году. Вопреки легенде она не поспешила ответить на малопонятные для непосвященных вопросы, сказав, что Сигизмунд проживал в покоях графа де Фредерикса, ведь у нее спрашивали, кто останавливался в этих покоях. Это был довольно очевидный, если только не намеренный намек, указывающий ей направление поиска правильного ответа, в особенности если учесть, что она знала, что вопросы касаются посещения Сигизмундом Спалы. Вопросы № 4 и 5 содержат ответ на вопрос № 3, но помимо этого тут было еще нечто более важное: независимо от того, что думали по этому поводу Сигизмунд и его свояк, ответы на две трети этих вопросов уже появились в печати в мемуарах Анны Вырубовой и в мемуарах бывшего придворного Александра Спиридовича, вероятно, также в других изданиях на эту тему. Можно не сомневаться, первая из названных книга была хорошо знакома претендентке, поскольку она читала ее в замке Зееон, а если учесть ту большую коллекцию воспоминаний о Романовых, которая была собрана ею, то было бы странно, если бы в 1932 году у нее не было мемуаров Спиридовича, изданных в 1928 году. {23}
И все же, как могла Андерсон дать верные ответы на все оставшиеся вопросы? Самый простой ответ: вопреки тому, в чем пытаются убедить общественность, она не дала верных ответов на все вопросы, она представила только «достаточно верные ответы», которых для него было достаточно, чтобы счесть ее Анастасией {24}. К сожалению, Сигизмунд так никогда и не сказал, на сколько вопросов она дала неправильный ответ и на сколько вопросов не ответила совсем. Когда принц Фридрих впервые познакомил ее со списком вопросов, Андерсон просмотрела его, поразмышляла над вопросами и заявила, что она может ответить на них, но при этом стала настаивать, что ей нужно время, чтобы подумать. Она держала у себя список вопросов в течение пяти дней, и лишь только к концу недели ею наконец были представлены варианты ответов {25}. Была ли причиной этого та борьба, которую, как утверждают ее сторонники, ей приходится вести, чтобы взять верх над своей пострадавшей памятью? Или же этот промежуток времени дал претендентке возможность отыскать ответы на вопросы принца?
Но как бы ни был убежден Сигизмунд, он не встречался с Андерсон вплоть до 1957 года; в этом году он наконец навестил ее в деревне Унтерленгенхардт и спустя три дня вновь заявил, что она является его двоюродной сестрой {26}. Не имея никакого представления о содержании восемнадцати вопросов, критики набросились на самого Сигизмунда. Его двоюродный брат лорд Маунтбэттен признал, что был «изумлен», услышав об этом признании Сигизмунда, и далее он заявил, что принц «знал Анастасию даже меньше, чем я» {27}. И к этому нужно добавить кое-что еще: Сигизмунд к тому же был твердо убежден, что пожилых лет голландская аристократка, которую звали Марга Боотс, на самом деле была его двоюродной сестрой великой княжной Ольгой Николаевной, и это несмотря на то что еще несколькими десятилетиями ранее она была разоблачена как самозванка. «Мы говорили о таких семейных делах, о которых посторонний человек просто не мог знать, – пояснил он, – поскольку это были вещи, касавшиеся только нас двоих» {28}. Но ни один другой человек не поверил заявлениям этой дамы, по крайней мере ни один из родственников Романовых, а противники Андерсон были убеждены, что Сигизмунд относится к числу людей, слова которых просто не стоит брать на веру. «Да чего они стоят, эти его показания!» – так однажды прокомментировал их лорд Маунтбэттен {29}.
Однако после того как Сигизмунд признал в Анне Андерсон великую княжну Анастасию, к ее делу оказался привлечен свояк последнего, принц Фридрих Саксен-Альтенбургский. Фридрих никогда не встречался с великой княжной Анастасией, однако он принадлежал к числу дальних родственников Романовых, был сыном последнего герцога Саксен-Альтенбургского, его мать являлась двоюродной сестрой вдовствующей императрицы Марии Федоровны, а другая родственница, Елизавета, вышла замуж за двоюродного дядю Николая II, великого князя Константина Константиновича. Очевидно те ответы, которые дала Андерсон на вопросы Сигизмунда, убедили Фридриха, что она является Анастасией Николаевной {30}. Он стал одним из ее самых преданных и постоянных сторонников, которого она попеременно то благословляла, то поносила, правда, нужно отметить, что при этом его вера в нее никогда не знала сомнений, несмотря на такое мечущееся из крайности в крайность отношение к нему.
Не менее уверенным в своем мнении был и Чарлз Сидни Гиббс, бывший домашний учитель английского языка при детях императора. Услышав в 1926 году о претензиях Андерсон, он тут же написал Александре Жильяр срочное и взволнованное письмо: «Эта новость в высшей степени изумила меня, и я не знаю, так это или не так». Он умолял ее: «Пожалуйста, скажите мне, насколько я могу верить известию, что нашлась Анастасия Николаевна. Если это так, пожалуйста, передайте ей мои самые сердечные приветствия» {31}. Все это, конечно же, должно быть изумительным, поскольку тот же Гиббс позднее настаивал: «Я никогда не сомневался, что великая княжна Анастасия погибла в Екатеринбурге» {32}.
Очевидно, семейство Жильяров убедило Гиббса не утруждать себя беспокойством по поводу самозванки, поскольку прошло почти тридцать лет, прежде чем он встретился с претенденткой. Когда они наконец встретились лицом к лицу, Андерсон, как сказал Гиббс, «с подозрением смотрела на меня через край газеты, которую она при каждой встрече постоянно держала перед собой, так чтобы я мог видеть только ее глаза и волосы. Из-под этой газеты она вытянула перед собой руку и протянула мне кончики пальцев для рукопожатия. Те черты, которые я мог видеть, ни в коей мере не соответствовали чертам той великой княжны, которую я знал, и я считаю, что даже учитывая годы, которые прошли с 1918 по 1954 год, та великая княжна, которою я знал когда-то, не могла стать похожей на женщину, которая теперь называет себя великой княжной Анастасией. Да, она, конечно, красит волосы, но тем не менее они все равно выглядят жесткими и упрямыми, тогда как у настоящей великой княжны Анастасии волосы были очень тонкими и мягкими. Эта, так называемая великая княжна Анастасия, не выразила никаких признаков радости, вновь встретившись со мной, она не узнала меня, не стала говорить со мной и не задавала мне вопросов, а просто отвечала на те вопросы, которые задавал ей я… Я показал ей шесть фотографий, которые захватил с собой. Она посмотрела на каждую из них, а затем покачала головой в знак того, что они ничего не говорят ей. Это были фотографии комнат, в которых жила великая княжна Анастасия, фотография ее любимой собачки, с которой она играла, и фотографии преподавателей, которые занимались с нею. Я не стал ей показывать ни одного из рисунков и ни одной фотографии императорской семьи, поскольку она наверняка опознала бы их всех. Насколько мне известно, она собрала коллекцию из 2000 открыток и фотографий. В последний раз, когда я зашел, чтобы попрощаться с так называемой великой княжной, мне представилась возможность подойти поближе и посмотреть на нее через край газеты. Я смог увидеть все ее лицо и в особенности правое ухо. Ее правое ухо совсем не похоже на правое ухо подлинной великой княжны Анастасии, дело в том, что у меня есть фотография, на которой четко видно ухо последней и все особенности его формы. Эта дама никоим образом не имеет сходства с великой княжной Анастасией, которую я знал, и я совершенно убежден, что она является самозванкой» {33}.
