Когда она не спала и не сидела в молчании на кровати, Неизвестная проводила дни в Дальдорфе, читая книги. Она любила читать. Пациенты имели доступ к библиотеке клиники, в которой имелись кое-какие книги, иллюстрированные журналы и газеты {62}. Анализ картотеки абонентов клиники показал, что она читала «газеты и книги» и что даже с больничной койки «она с определенным интересом следила за событиями политической жизни» {63}. Малиновская также вспоминала, что Неизвестная «часто читала», включая русских авторов, работы которых эта медсестра приносила для своей пациентки {64}. А один из пациентов, бывших в одно время с Неизвестной в Дальдорфе, вспоминал, что, хотя она говорила только на немецком языке, она часто заказывала и получала книги на английском и французском языках, которые, как можно предполагать, приносил для нее персонал клиники Дальдорф {65}.
Подробности того, что случилось дальше, не могут не озадачивать. В последующие годы ни одна из четырех медицинских сестер Дальдорфа не смогла точно вспомнить, когда Неизвестная начала делать намеки относительно своего высокого социального положения, или того, что ею было сказано в дальнейшем по этому поводу. Своим рождением данная загадка обязана номеру популярного в ту пору в Германии журнала Berliner Illustrirte Zeitung, вышедшего в свет 23 октября 1921 года. С обложки этого журнала на читателя смотрело призрачное эхо недавнего беспокойного прошлого России – большая фотография великих княжон Татьяны Николаевны, Марии Николаевны и Анастасии Николаевны. Все восхитительно хрупкие и печально улыбающиеся в объектив фотоаппарата на снимке, сделанном Пьером Жильяром вскоре после Февральской революции. Lebt eine Zarentochter? («Одна из дочерей русского царя жива?») – с пафосом вопрошал заголовок на первой странице. Помещенная в журнале статья, в которой рассказывалось об аресте царской семьи и ее казни в Сибири, заканчивалась с не меньшим пафосом: «До сего дня не существует возможности установить наверняка, не случилось ли так, что в ходе той бойни одна из великих княжон, а именно Анастасия, была просто ранена, и что она осталась жива» {66}.
В один из дней Берта Вальц показала этот журнал Эмили Барфкнехт и Неизвестной. Как говорила Вальц, едва только пациентка увидела эту фотографии, «ее поведение в корне изменилось». Медсестра показала на одну из великих княжон на снимке, которую из них – она не смогла вспомнить, и выразила надежду, что ей удалось уцелеть, но пациентка «поправила меня», сказав, что смогла избежать смерти другая дочь императора и указала, какая. {67} Как вспоминала Барфкнехт, фотография, сделанная в Тобольске, заставила Неизвестную сказать, что «семья царя в том доме находилась под постоянным наблюдением солдат, которые вели себя грубо и часто не соблюдали дисциплину» {68}. И что было еще любопытнее, указывая Эрне Буххольц на портреты Романовых, пациентка сказала: «Я знала всех этих людей» {69}.
Но только Тэа Малиновская смогла услышать всю историю спасения Неизвестной, или, во всяком случае, столько, сколько хотела поведать об этом последняя. В один из вечеров осени 1921 года Малиновская сидела за своим рабочим столом в палате Б. Когда все пациенты заснули, она увидела, что Неизвестная сидит на своей койке и смотрит на нее. Неожиданно пациентка осторожно прошла через всю палату, села на стул возле стола и начала говорить, поначалу неторопливо и не упоминая ни о чем особенно важном, но в конце концов она заявила, что ей хочется показать кое-что медсестре. «Неизвестная вернулась к своей кровати и вытащила из-под матраца номер журнала Berliner Illustrirte, – вспоминала Малиновская. – На первой его странице была помещена фотография царской семьи». Неизвестная передала медсестре журнал и «спросила, не поражает ли меня что-либо из того, что я вижу здесь. Я внимательно рассмотрела фотографию, но так и не поняла, что она имеет в виду. При более тщательном рассмотрении мне удалось увидеть, что Неизвестная до некоторой степени похожа на младшую дочь царя. Однако я решила проявить осторожность и не заводить разговор об этом сходстве» {70}.
Недовольная такой реакцией, Неизвестная снова указала на Анастасию, убеждая Малиновскую посмотреть еще внимательнее, но медсестра изобразила недоумение. «Разве вы не видите никакого сходства между мною и ей?» – требовательно спросила пациентка. Когда Малиновская признала наличие сходства, Неизвестная неожиданно «пришла в сильное возбуждение». Не зная, что делать дальше, медсестра спросила пациентку, уж не является ли она великой княжной. Последняя ничего не ответила. По воспоминаниям Малиновской, она стояла «как громом пораженная» и не знала, что сказать дальше. Но затем Неизвестная «вздрогнула всем телом» и «лицо ее вспыхнуло от возбуждения», а сама она обрушила на Малиновскую нескончаемый поток подробностей. Неизвестная рассказывала об убийстве ее семьи, о том, как она потеряла сознание и как пришла в себя, тяжелораненая, лежащая в крестьянской телеге. Некий польский солдат спас ее и тайком вывез из России в Румынию. Чтобы оплатить расходы, он по дороге продавал драгоценности, которые были зашиты в ее одежду. На каком-то отрезке времени этот человек привез ее в Берлин, где она и была найдена в канале Ландвер. Неизвестная заявила, что является младшей дочерью царя Николая II, великой княжной Анастасией {71}.
6 Неизвестная
Именно Анастасией назвала себя Неизвестная. Это был поразительный, захватывающий дух поворот в развитии событий, связанных с установлением личности молодой женщины. И этот поворот, возможно, так бы и остался тайной, поскольку таким было желание пациентки, ведь она потребовала от медсестер, чтобы те поклялись не разглашать ее секрет. Однако 18 декабря 1921 года в эту клинику для душевнобольных была доставлена некая Мари Клара Пойтерт. Ее пребывание в Дальдорфе, которое продолжалось тридцать три дня, навсегда изменило образ жизни Неизвестной и ее признание вошло в историю {1}. Будучи доставлена сюда в состоянии невротического расстройства, Пойтерт, очень экзальтированная и эмоциональная женщина пятидесяти лет, буквально ворвалась в Дальдорф, везде оставляя за собой атмосферу интриги и таинственности {2}. Являясь по национальности немкой, она ранее жила в России, и теперь сообщала всем и каждому, что до революции работала в Москве и была домашним портным при аристократическом семействе Новиковых {3}. Хотя она и в самом деле когда-то жила в России, история ее жизни вызывала ряд сомнений, в том числе и ее утверждения, что во время Первой мировой войны она работала на германскую разведку {4}. Пойтерт вскоре подружилась с Неизвестной и проводила многие часы, сидя с ней в палате клиники Дальдорфа и делясь своими секретами. То, что произошло дальше, остается тайной. Хотя согласно общепринятому мнению, это Пойтерт, после встречи с Неизвестной, стала настаивать на том, что узнала в ней Анастасию, но на самом деле этого не было, по крайней мере в изложении Пойтерт. Получив соответствующую подсказку, она сказала, что Неизвестная «не стала отвечать на мои вопросы об ее настоящем имени или происхождении», и это при том, что последняя очень и очень часто говорила о семье российского императора. Неизвестная показала Пойтерт октябрьский 1921 года номер журнала Berliner Illustrirte Zeitung. Перелистывая страницы журнала, она слушала, как Неизвестная давала пояснения к снимкам, сделанным в Тобольске и Екатеринбурге. «При последующих наших беседах, – вспоминала Пойтерт, – Неизвестная сделала несколько намеков, которые, в конечном счете, заставили меня поверить, что она является спасшейся дочерью русского царя» {5}.
