Дело в том, что Ф.И. Голощекин, очевидно, осознавая, что дословная формулировка пункта непосредственно затронет авторитет В.И. Ленина как председателя Совета Обороны, не решился бросить открытый вызов вождю. На справедливость такого тезиса указывает датировка — в последние два месяца, т. е. с момента создания Совета рабочий и крестьянской Обороны: 30 ноября 1918 года. К предложению Голощекина присоединился и председательствующий — очевидно, исходя из аналогичных рассуждений.
Довольно странный момент: «Смирнов: Дело в том, что [Реввоенсовет Республики] состоит из 15 членов, и нередко были случаи», когда «отдельные члены делегировались на места и делали те или другие распоряжения. Состав [РВСР] оставался случайным, получались те или иные распоряжения в зависимости от наличного состава. Здесь можно указать только на то, что существовал ряд учреждений без четкого разграничения фикций», сами эти учреждения «можно было бы не перечислять»
. Редакция была утверждена секцией. Остается неясность: с чего вдруг В.М. Смирнову столь смягчать свой тезис? Не исключено, что на заседании присутствовал член РВСР И.Н. Смирнов (Восточный), которому и удалось, воспользовавшись некоторым замешательством от чрезмерно радикальной формулировки, провести тезис, выгодный Л.Д. Троцкому. И.Н. Смирнова Л.Д. Троцкий обожал. В «Моей жизни» он пропел осанну своему соратнику по Реввоенсовету Республики, полученному в наследство от Я.М. Свердлова: «Смирнов представляет собою наиболее полный и законченный тип революционера, который свыше тридцати лет тому назад (на 1929 г. ровно тридцать лет. — С.В.) вступил в строй и с тех пор не знал и не искал смены. В самые глухие годы реакции Смирнов продолжал рыть подземные ходы. Когда они заваливались, он не терял духа и начинал сначала. Иван Никитич всегда оставался человеком долга. В этом пункте революционер соприкасается с хорошим солдатом, и именно поэтому революционер может стать превосходным солдатом. Повинуясь только своей природе, Иван Никитич всегда оставался образцом мужества и твердости, без той жесткости, которая им часто сопутствует. Все лучшие работники армии стали равняться по этому образцу. “Никого так не уважали, как Ивана Никитича, — писала Лариса Рейснер про осаду Казани. — Чувствовалось, что в худшую минуту именно он будет самым сильным и бесстрашным”. В Смирнове нет и тени педантизма. Это самый общительный, жизнерадостный и остроумный из людей. Его авторитету подчиняются тем легче, что это наименее видный и повелительный, хотя и непререкаемый авторитет»
. Обилие комплиментов не было случайностью: Смирнов в первоначальном составе Реввоенсовета Республики оказался единственным выходцем не из интеллигенции. Инициалы Смирнова в стенограмме заседания военной секции Восьмого съезда не указаны, и вообще неправленые машинописные тексты, отложившиеся в нескольких фондах РГАСПИ, далеки от совершенства.
Ясно одно: оппозиционеры не захотели и потому не смогли воспользоваться своим большинством на секции. Что за этим стояло? Первая причина очевидна: нежелание идти против ЦК и лично В.И. Ленина. Вторая также очевидна: неверие в собственные силы. Особенно четко это следует из предложения К.Е. Ворошилова, «решительно» настоявшего перед самым закрытием дискуссии на устранении 10-го пункта в целом. Аргументация была вполне логичной: по мнению царицынца, после зачитывания этого пункта собравшиеся даже не захотят услышать продолжения, «отхлещут нас и провалят торжественно»
. Третья причина не подтверждается документально, поэтому предлагается в качестве версии. При всей ненависти к Л.Д. Троцкому в решающий момент у оппозиции не оказалось такого кадровика-цекиста, который бы сумел найти главе военного ведомства достойную замену. Г.Е. Зиновьев «сидел» на Петрограде, Л.Б. Каменев — на Москве, И.В. Сталин был еще менее популярен, чем Л.Д. Троцкий: грубость этого человека (по определению Л.Д. Троцкого 1927 г., сделанному в развитие характеристики из т. н. Политического завещания Ленина, «то ли “вождя”, [то ли] лошадиного барышника»
) у большинства старых партийцев вызывала не менее стойкое отторжение, чем надменность председателя РВСР. (Не зря Г.Я. Сокольников чуть позднее, на заседании съезда, сказал: «Мы спросили бы: “Кем оппозиция заменила бы товарища Троцкого?” Этот вопрос я даже не ставлю серьезно»
. Что весьма показательно, ни одного выкрика с мест в стенограмме не зафиксировано
.)
Найти замену Троцкому после смерти Свердлова как главного эксперта по кадрам мог только Ленин, т. к. кадровое «чутье» у B. М. Смирнова, а тем более у Ворошилова и Минина сотоварищи не было развито настолько сильно, чтобы предложить нового главу военного ведомства. Ленин мог бы подобрал замену Троцкому, если бы тщательно поискал. Можно попытаться представить себе возможные кандидатуры на высший военный пост. Первой, пожалуй, стоило бы назвать И.Т. Смилгу — молодой, преданный член ЦК РСДРП(б) — РКП(б). С одной стороны, достаточно авторитетен, чтобы стать достойным главой военного ведомства, с другой — не дорос до уровня партийных лидеров и потому не угрожал авторитету В.И. Ленина. Вторым кандидатом напрашивается С.И. Гусев, которого в связке с командующим фронтом С.С. Каменевым в июле 1919 г. В.И. Ленин и выдвинул в высшее военное руководство (правда, довольно быстро, уже в сентябре того же года, «задвинул»). С.И. Гусев был в числе первых соратников В.И. Ленина по созданию его «партии нового типа», на съездах «единой» РСДРП он неизменно поддерживал будущего вождя мировой революции
. Временное пребывание C.И. Гусева в лагере левых коммунистов отношений с вождем не испортило: этой «болезнью» переболели многие товарищи В.И. Ленина.
Были фигуры менее известные, но от этого не менее весомые. К примеру, Б.В. Легран — педантичный, исполнительный, высокоавторитетный партийный работник, изначально преданный вождю мировой революции. Н.Н. Крестинский в письме вождю от 11 июля 1920 г. характеризовал Б.В. Леграна как «крупного человека» (имеется в виду масштаб личности), «недостаточного инициативного» и «без стажа общесоветской и экономической работы»
, однако в 1917–1918 гг. такового не было и у Л.Д. Троцкого. Найти замену Троцкому оппозиционерам оказалось не под силу. В результате все свели к третьестепенным вопросам вроде смягчения военной цензуры для партийцев
. Отныне военные «оппозиционеры» могли сколько угодно рассуждать о наболевшем на страницах партийной печати. В условиях отсутствия главного организационного вывода, коим могла стать смена председателя РВСР, толку от полученной «гласности» все равно быть не могло. Уступки по ряду мелочей, под прикрытием которых обсуждался действительно серьезный вопрос о высших военных руководителях, были связаны с тем, что военные партийцы прекрасно понимали: расширение прав комитетов и партийных ячеек неизбежно дезорганизует армию. По образному заявлению Ф.И. Голощекина, «все […] приказы сверху не будут ничего значить»
. Принять все предложения, под прикрытием которых обсуждалось высшее руководство РККА, означало по второму разу отдать печально знаменитый приказ № 1 и ввергнуть вооруженные силы, а ними и социалистическую республику, в пучину хаоса. Но большевики не были Временным правительством. Крепко держа руку на пульсе государственной власти, они бы ни за что на это не пошли.
По настоянию К.Е. Ворошилова делегаты обязались высказать съезду недовольство военной политикой ЦК РКП(б), которая, по определению Е.М. Ярославского, «ускольза[ла] от фактического организационного контроля ЦК»
. В переводе это означало: военная политика ведется отдельными членами (одним членом?) большевистского ЦК без оглядки на остальной состав Центрального комитета и видных партийцев, занимавших ответственные посты в РККА.
