Странно. Найл вкруговую подошел к северной стороне, где вибрации обычно сильнее. Никакой разницы; молочно-белая, полупрозрачная на вид стена оставалась твердой. Даже цвет будто сменился, став более плотным, вместо перемежающегося дымчатого, как раньше.
Может, из-за коробки, которую принес? Найл поставил ее на мраморную платформу, окружающую основание башни; хотя, даже не успев поставить, уже понял: никакой разницы. Следующим делом вынул из кармана каменную фигурку. Едва коснувшись ее пальцами, он почувствовал то же, что тогда, когда взялся за нее впервые, – легкую вибрацию, чем-то похожую на трепет живого существа, – все равно что какое-то плотоядное растение Дельты. А как только поместил фигурку на землю, сейчас вернулось знакомое покалывание, издаваемое силовым полем башни. Но чувствовалось оно как-то глуше, не так четко, как обычно. И лишь поставив фигурку на траву, ощутил физическую вибрацию с прежней полнотой, словно атомы его собственного тела мягко резонировали с атомами башни, пульсируя на той же частоте.
Найл подобрал коробку, все так же завернутую в намокшее уже рубище; похоже, ничего не изменилось. Тогда Найл шагнул в странно зыбкие электрические объятия стены, слегка покалывающие живой энергией. Спустя секунду он появился по ту сторону, в знакомой комнате со светящимися изогнутыми стенами.
Подобное было с Найлом впервые за много месяцев. Обычно он оказывался среди какого-нибудь странного и нередко пугающего пейзажа. Раз его упекли в желтые сернистые туманы Венеры; был случай, когда он очутился в кипящем водовороте под стеной водопада Виктория, а однажды и вообще сунули его под бок какому-то земноводному в залитый солнцем пруд. Видно, Стигмастер, всегда первым затевавший эти игры в загадки-отгадки, чувствовал, что сейчас явно не до шуток.
– В чем дело? – спросил Найл вслух.
Не успел сказать, как старец тут как тут – стоит так, будто никуда и не отлучался. На этот раз старец ограничился лишь коротким приветственным кивком.
– Стены башни устроены так, чтобы исключать проникновение потенциально враждебных сущностей.
– Не понимаю.
– Существо, которое ты пытался пронести в башню, скрывает в себе разрушительный потенциал.
– Какое это существо, это кусок камня.
Старец посмотрел из-под кустистых бровей.
– Ты в этом убежден?
– Абсолютно. Это какая-то необычная статуэтка.
– Откуда она у тебя?
– Я ее нашел в комнате в квартале рабов. Там было тайное пристанище убийц Скорбо.
Старец покачал головой.
– Я подозреваю, ты обманулся. Опиши, как именно ты ее нашел.
Поскольку Найл для того и пришел, рассказ о событиях прошлого часа вышел довольно подробный. Старец выслушал с отстраненным видом (Найл заподозрил, что это теперь часть его стратегии: приучить Найла к мысли, что он всего лишь машина), затем сказал:
– Я должен видеть этот артефакт.
На глазах изумленного Найла он шагнул через стену и исчез. Найл – следом и очутился под послеполуденным солнцем. Шаг через сплошную стену в пустоту неизменно вызывал головокружение. Старец уже склонялся над завернутой в материю фигуркой на траве. Немногочисленные прохожие на площади, очевидно, ничуть не выделяли старца среди остальных: никто не обращал на него внимания.
Найл не в силах был сдержаться и спросил:
– Ты когда-нибудь бывал до этого снаружи?
Старец покачал головой:
– Для этого не было повода.
Освободив фигурку от материи, он поднял ее на вытянутой ладони.
– Ну? – спросил Найл.
– Сознаюсь: никак не пойму, почему она вызвала такую аномальную реакцию. Это определенно кусок кремнистого минерала сродни нефриту.
Он повернулся и опять исчез в стене.
Найл шагнул следом. Старец по-прежнему изучающе разглядывал у себя на ладони фигурку – ту самую, с сощуренными веками.
– Должен сознаться, – сообщил он наконец, – что это не вписывается в структуру моих информационных центров.
Найл не смог сдержать ироничной улыбки.
– То есть противоречит концепции Стиига об устройстве Вселенной?
– Совершенно верно.
– Не значит ли это, что твои информационные центры не мешало бы расширить?
– Это было бы уместным.
Машина, надо сказать, выгодно отличалась тем, что не стыдилась признавать свои возможные погрешности.
– И что ты думаешь делать?
– Прежде всего нейтрализовать интерференцию.
Поставив фигурку на пол, старец отступил назад. От того, что последовало, Найл чуть не подпрыгнул. С потолка, озарив фигурку, косо полоснул ярко-синий луч. Откуда он исходил, неясно; впечатление такое, будто выстрелил из однотонной белой поверхности потолка. В полыхающем свете фигура словно светилась. В воздухе неожиданно повеяло холодом.
– Что это? – удивился Найл.
– Холодный луч.
– Мне казалось, такой должен быть зеленого цвета.
– Обычно да. Сейчас луч нагнетает температуру абсолютного нуля, и все молекулы застывают, теряя подвижность. Любая форма жизни, если и присутствует, впадает при этом в анабиоз.
– А такой холод ее не уничтожит?
– Нет, если замерзание происходит достаточно быстро. В эпоху Великого оледенения рыба в реках иной раз замерзала мгновенно, а когда лед таял, плыла дальше как ни в чем не бывало.
Холод быстро нарастал, при дыхании у Найла изо рта выходили теперь клубы пара. Он уже, дрожа, начал кутаться в плащ, но тут синий луч растаял, и в комнате почти сразу опять стало тепло. Влага вокруг фигурки моментально замерзла, покрыв ее белесым инеем. Когда старец, нагнувшись, подобрал ее, Найл невольно поежился, представляя, как бы ему самому обожгло сейчас ладони, словно добела раскаленным железом.
Задержав несколько секунд взгляд на старце, он понял, что тот занят сейчас какого-то рода анализом. Тут старец снова скрылся за стеной и появился через несколько секунд уже без фигурки. На вопросительный взгляд Найла он ответил:
– Холод нейтрализовал ее силу. Но осторожность подсказывает, что лучше оставить ее за стеной.
– У тебя есть какие-то мысли, что это за сила?
– Никаких, кроме того, что она биологическая.
– Откуда у тебя такая уверенность?
– Потому что ее нейтрализовал холод.
– Значит, ты согласен, что Стииг недоучел ее существование.
– Я согласен, что он не стал вводить понятие о ней в мои информационные центры.
– А это не говорит о том, что он мог заблуждаться, считая, что магии не существует?
– Магия означает вмешательство сверхъестественного в естественные процессы. Стииг считал все это примитивным суеверием.
