Найл посмотрел сверху на лицо спящей девушки. Хорошенькая, темноволосый подросток со смугловатой кожей и полными губами. Было что-то на редкость привлекательное в ее безмятежности. Почти сам того не сознавая, Найл своим разумом проник через лицо в ее спящий мозг. Это было равносильно погружению в море забвения, полное отсутствие бытия. Хотя через призму бесчувственности Найл продолжал сознавать свое собственное тело, стоящее сейчас у изголовья и смотрящее сверху вниз. Но свою сущность он сознавал не как всегда, а словно стал вдруг новорожденным, бездумно глазеющим на мир.
Одновременно с тем потусторонность смутно освещалась вспышками наличия жизни, напоминающими слабый проблеск рассвета на горизонте. Это было спящее сознание девушки, смутное сознавание собственного тела и комнаты, в которой она лежит. Это зыбкое, едва уловимое чувство жизни стало сразу же более отчетливым, стоило Симеону ввести ей в вену иглу и утонить поршень шприца.
– Ты понимаешь, – сказал Симеон, – что эта вот штуковина пускается в ход впервые за тысячу лет?
От его голоса Найл чуть вздрогнул и пришел в себя. Было отрадно воссоединиться с собственной сущностью и вновь осознать, что он – Найл, а не безымянный бесплотный фрагмент.
Втроем они молча смотрели на лицо лежащей девушки, на то, как поднимаются и опадают холмики ее грудей. Примерно через минуту ее дыхание участилось, и на щеках пятнами проступил румянец.
– Действует, – коротко сказал Фелим.
Симеон покачал головой.
– Не спеши с выводами.
Когда он это сказал, Найл еще раз вошел в ум девушки. Едва это сделав, он понял: что-то не так. Сразу стало как-то неуютно, душно, вены будто жгло. Волна горячки настолько выбивала из равновесия, что Найл поспешил выйти.
Девушка теперь дышала часто, как в лихорадке, и лицо Симеона постепенно приобретало озабоченное выражение. Фелим, протянув руку, осторожно поднял ей веко. Открылся мечущийся по глазу зрачок; впечатление неприятное, будто смотришь на затравленное животное. Симеон, подержав запястье девушки, качнул головой:
– Ты был прав. Слава богу, я не дал ей дозу покрупнее.
– А что случилось?
– Не знаю. Может, взялись противоборствовать два нейротоксина.
Фелим вынул из аптечки еще один флакончик.
– Как насчет белладонны?
Симеон яростно замотал головой.
– Что ты, это смерть! Атропин стимулирует сердце, а у нас пульс и так уже сто тридцать. Гиоцин бы еще куда ни шло, но я больше не хочу рисковать. – Он опустил запястье. – Думаю, все нормализуется.
Но у Найла, сознающего горячечную сумятицу в мозгу девушки, оптимизма было меньше. Даже при стороннем взгляде на ее сознание возникали жгучая жажда и невольное желание кинуться в ледяную воду.
– На данный момент поделать ничего нельзя, – сказал Симеон. – Давайте сходим посмотрим, как там дела у Бойда.
Было облегчением последовать за ним из комнаты. Лишь оставив за собой полкоридора, никак не раньше, Найл почувствовал, что жжение унимается.
В большой комнате наверху еще недавно работали плотники. и там пахло свежеструганым деревом и мастикой. Пять ящиков из хранилища стояли теперь у стены, пол и длинные узкие столы были заставлены всякой всячиной, от рулонов бинтов и ваты до странного вида медицинских приборов, чем-то напоминающих те, что доводилось видеть в зале Белой башни.
Бойд увлеченно поддевал ломом крышку на ящике. Он указал на большую коробку на полу:
– Электронный микроскоп. Знаешь, во сколько раз увеличивает? – Фелим покачал головой. – В полмиллиона! А это, – он указал на блестящее хромированное устройство, лежащее на столе, – компаративный микроскоп. – Он коснулся кнопки у основания прибора, и вспыхнул мелкий, но удивительно яркий огонек, осветив предметное стекло.
– Отчего оно зажглось? – недоуменно спросил Фелим.
– От батареи, разумеется, – ответил Бойд с усмешечкой. – К двадцать второму веку изобрели батареи емкостью в тысячу вольт. А как вам это? – Он взял со стола черную трубку и нажал на кнопку – на противоположную стену упал мощный сноп света. Трубку Бойд навел на лицо Фелима и покрутил у основания; свет был таким ослепительным, что Фелим прикрылся руками. – Ну не чудо, а? Аварийная подсветка для операционной. А на это взгляните!
Он открыл пластмассовую коробку и вытащил оттуда плоский приборчик с ручкой посреди основания. Приборчик был квадратный, сантиметров тридцать, и сделан, казалось, из матового стекла.
– Что это?
– Переносной рентген. – Он повернулся к Найлу. – Положи-ка руку на стол.
Найл безропотно подчинился. Бойд установил над ней стекло, затем нажал на выключатель. Стекло зажглось зеленоватым светом. Найл с изумлением смотрел, как плоть на глазах исчезает и обнажается кость. Бойд довольно хмыкнул и подставил приборчик к лицу Фелима – вместо лица немедленно возник оскаленный череп с пустыми глазницами. Когда Фелим начал отводить голову, Бойд сказал:
– Погоди еще минутку.
Обеими руками он потянул ручку. Череп Фелима начал постепенно облекаться плотью – не обычной, а студенисто-прозрачной, через которую ясно просвечивали все жилы и артерии. Внутри черепа можно было различить очертания мозга.
– Вот видишь, дядя, а ты говоришь! У Фелима, оказывается, и в самом деле есть мозги. – Он ловко увернулся от шутливого удара Фелима.
Найл взял со стола поблескивающую металлическую трубу, тридцать сантиметров длиной и сантиметров пять в диаметре. Формой она напоминала раздвижной металлический жезл, найденный в окрестностях Диры. Как и жезл, для своих размеров она была необычайно тяжела. С одного конца у трубки было матовое стеклышко. Регулятор сбоку мог передвигаться по градуированной прорези. Когда Найл подвинул регулятор вперед, стеклышко засияло ровным зеленым светом.
– Что это? – спросил он у Бойда.
– Точно не знаю. – Видно, что пареньку край как не хочется в этом признаваться. – Какой-нибудь фонарь?
Найл посветил себе на ладонь. Удивительно, зеленый свет ласкал приятной прохладой, словно легкий ветерок. Продвинул регулятор чуть вперед, и свет заметно усилился, да и руке стало заметно холоднее. При регуляторе на середине шкалы кисть замерзла до онемения, будто опущенная в ледяную воду. Даже когда повернул трубу в сторону, кисть ломило так, что трудно было пошевелить пальцами. Найл с присвистом втянул воздух от боли.
– Ну и стужа!
– A-а, теперь понятно, что это, – сказал Бойд. – Холодный свет. Приспособление, заменившее холодильники.
Фелим изучал крупноформатный лист бумаги.
– Да, действительно, значится в перечне. Детермалайзер Рыкова, или холодный свет. А что такое отоскоп?
– Это штуковина такая, заглядывать в уши, – пояснил Бойд.
– А электродиагностический анализатор?
