Занятия теоретической физикой трудно отнести к опасным профессиям, однако стоит упомянуть, что в 1933 году застрелился и самый блестящий ученик Больцмана, знаменитый австрийский физик Пауль Эренфест. Сопоставляя эти события, физик Дэвид Гудстейн в современном учебнике вдруг с неожиданной остротой и драматизмом пишет: «А теперь давайте займемся статистической механикой»2.
Дело в том, что Гудстейн имел в виду именно статистический подход к проблеме самоубийства. Действительно, не вдаваясь в сложные рассуждения относительно психологии физиков начала XX века, можно сразу отметить, что процент самоубийств среди них был несколько выше, чем у представителей других профессий среди населения Австрии в целом. Возможно, причина связана с тем, что Вена на переломе веков (то, что историки любят называть концом века,fin desiicle) была известным центром интеллектуальных исканий Европы, где одновременно блистали Зигмунд Фрейд, Арнольд Шенберг, Людвиг Виттгенштейн и Роберт Музиль. Одновременно, как отметил тот же Музиль, население Вены представляло собой безгласную толпу рабов условностей. В своей известной книге Человек без свойств он пишет, что «среди таких людей сама мысль о более разумном и спланированном устройстве интеллектуальной жизни и собственной судьбы представлялась нереалистичной и даже абсурдной»3.
В этом жестоком и материалистическом обществе самоубийства были довольно распространенным и беспокоящим явлением. Среди самых известных самоубийц этой эпохи можно отметить трех братьев Виттгенштейна, брата Густава Малера и даже кронпринца Австрийской империи Рудольфа (который перед самоубийством застрелил еще и свою любовницу). Понятно, что в свете этих обстоятельств и событий ужасная смерть Больцмана выглядит лишь подтверждением вполне ясной и даже объяснимой демографической статистики.
Для нас такие рассуждения кажутся понятными, но в XIX столетии почти никто не размышлял подобным образом. Включение отдельных событий в некую усредненную статистику происшествий является относительно новым подходом. До использования статистических методик общественная жизнь представлялась исследователям какой-то игрой таинственных событий, суеверий, чудес и заговоров, в результате чего совпадениям случайных событий придавался сверхъестественный смысл. Стоит упомянуть, что и в наше время люди склонны полностью пренебрегать статистикой, исходя из субъективных представлений о риске и совпадениях. Когда известный парапсихолог Ури Геллер вдруг наглядно демонстрирует массовой аудитории возможность остановки работы нескольких наручных часов (телевизионные передачи начала 1970-х годов), публика даже не задумывается о том, что при достаточно большом числе телезрителей такие совпадения неисправностей являются не только вполне вероятными, но и практически неизбежными.
Статистические подходы всегда незаменимы при исследовании поведения больших (их можно назвать и массовыми) систем, независимо от того, составлены ли изучаемые системы из атомов или людей. В настоящее время представляется бесспорной практическая и даже философская ценность использования статистических методов, разработанных наукой XIX века, для изучения окружающего нас мира. Иногда кажется, что свободная воля Бога и отдельных людей как-то ограничена численными закономерностями. Проблемы и обоснования создаваемой сейчас социальной физики часто вдруг упираются в споры о моральных проблемах, а некоторые описываемые далее научные открытия неожиданно оказываются непосредственно связанными с богословскими вопросами, ожесточенно обсуждавшимися столетия назад.
Представленный в предыдущей главе очень краткий очерк истории статистической механики является, конечно, упрощенным и следует традиции, принятой среди физиков. В действительности мы не знаем точно, откуда она произросла — из изучения поведения бесчувственных газовых молекул в лабораторной колбе или поведения людей в обществе. Термин «социальная физика» и тематика данной книги могут показаться читателю трюками постмодернистской культуры, но на самом деле речь пойдет о весьма известных и старых проблемах. Воистину, как говорили древние, ничто не ново под солнцем, и новое — это всегда всего лишь хорошо забытое старое.
ИЗМЕРЕНИЕ ПАРАМЕТРОВ ОБЩЕСТВА
Еще Фрэнсис Бэкон, предшественник и духовный наставник Гоббса, уподобил общество огромному человеческому организму или телу. В Левиафане Гоббс углубил и развил эту аналогию, введя представления о «Натуральном теле» и «Политическом теле» общества. Использование этих терминов фактически подразумевало, что политика или, говоря современным языком, социология и политология могут быть сведены к естественным наукам, а политическое устройство общества — проанализировано на основе систематических и рациональных соображений, подобно тому как хирург, пользуясь скальпелем, изучает строение человеческого тела. Иными словами, Гоббс начал создавать новую научную теорию политических отношений на основе и в рамках физики, точнее, современной ему механики.
В.наши дни физика представляется строго количественной и очень математизированной наукой. Действительно, книги по физике содержат значения фундаментальных постоянных с точностью до десятков знаков после запятой, а теоретические разделы заполнены символами, уравнениями и графиками. И хотя во времена Гоббса дело обстояло далеко не так, все же удивляет, что Левиафан представляет собой полностью дискурсивное сочинение, практически не содержащее уравнений и формул. Гоббс очень любил пользоваться в политологии физическими аналогиями, но он не имел ни малейшего желания сводить ее к чистой математике.
Такая опасность действительно угрожала новому учению, но Гоббсу удалось позаимствовать из естественных наук только идеи и их научно-естест- венную убедительность. Его ученик и последователь Уильям Петти
[19] пошел даже дальше, отказываясь от серьезных математических методов и призывая к использованию простой «политической арифметики». В частности, Петти писал: «Политикой вполне можно заниматься практически, не имея представления о ее симметрии, структуре и пропорциях. В конце концов, именно так действуют в жизни опытные старухи и деловые люди»4.
Какими числами должна оперировать такая политическая арифметика? Этот вопрос сразу приводит нас к проблеме параметров, характеризующих общество, и методов их измерения. В 1660-х годах друг Петти лондонский галантерейщик Джон Граунт (1620-1674) предложил использовать при решении общественных проблем так называемые социальные числа, главными из которых Граунт считал показатели смертности населения. В брошюре Заметки о законах смертности он приводил таблицы и данные о смертности населения и писал, что «на этой основе каждый читатель может согласиться с моими доводами или выдвинуть собственные»5. Граунт задавал читателям естественный вопрос, как можно разумно управлять народом страны и издавать для него законы, не зная этих показателей и не представляя, к какому числу людей должно, собственно, относиться законодательство?
