«Наконец-то у меня есть теория, с которой можно работать!» — воскликнул Дарвин. Вы можете подумать, что человек, произнесший эти слова, немедленно приступил к написанию статей и выступлениям с лекциями. Ничего подобного не произошло. В течение четырех лет Дарвин даже не оформит теорию. Только в 1842 году он запишет свои выводы карандашом на тридцати пяти страницах, а спустя два года превратит их в двести тридцать, пользуясь уже чернилами. Этот труд и некоторую сумму денег он отдаст на хранение своей жене с просьбой опубликовать текст в случае его неожиданной кончины.
«Я только что завершил набросок моей теории видов», — написал он ей в официальном письме, направленном 5 июля 1844 года в Даун:
Вот почему на случай своей неожиданной кончины я и пишу это. Моя серьезная и самая последняя просьба к тебе, — а я знаю, что ты отнесешься к ней так же, как если бы она была юридически оформлена в моем завещании, — выделить 400 фунтов стерлингов на публикацию этого труда и затем, самой или через посредство Генслея, приложить все усилия для его распространения. Я желаю, чтобы мой труд попал в руки какого-нибудь компетентного лица и указанная выше сумма могла побудить его улучшить и расширить мою работу…
Я просил бы также, чтобы этому лицу были переданы все вырезки, разложенные примерно по восьми или десяти папкам из оберточной бумаги. Что касается редактора, то лучше всего было бы привлечь для этого дела мистера Лайеля, если бы он согласился, особенно при содействии Гукера.
Складывается впечатление, что Дарвин действительно хотел бы умереть, прежде чем его теория будет опубликована, но при этом он намеревался закрепить за собой авторство. Очень странный характер! Такой поступок может говорить о следующем: Дарвин был уверен, что его выводы шокируют общественность (и несомненно шокируют его жену!), и в определенном смысле был шокирован сам. Ипохондрия (он и правда подхватил какую-то инфекцию в тропиках, что его, конечно, извиняет), бесконечные баночки с лекарствами, удушливая атмосфера его дома и кабинета, обязательный дневной сон, отказ от публикаций и публичных выступлений на тему эволюции — все это, очевидно, говорит о том, что Дарвин не желал столкнуться с сопротивлением общественности.
Более молодого и решительного Уоллеса не сдерживало ни одно из этих соображений. Он, несмотря на все невзгоды, отправился в 1854 году на Дальний Восток и в течение восьми лет путешествовал по Малайскому архипелагу. Он продолжил собирать образцы, чтобы затем продать их в Англии. К этому времени он был совершенно убежден в том, что виды не являются неизменными, в 1855 году он опубликовал статью «О законе, который определил появление новых видов» и с тех пор, по словам Уоллеса, «вопрос о том, каким образом происходят изменения видов, редко покидал мои мысли».
В феврале 1858 года Уоллес находился на маленьком вулканическом острове Терпате, входящем в состав Молуккских островов, которые иногда называют Островами пряностей. Этот архипелаг расположен между Новой Гвинеей и Борнео. Уоллеса опять трепали приступы тропической лихорадки. Горячечный бред сменялся ознобом. Он беспокойно метался всю ночь. Отчего-то ему вспомнилась та же книга Томаса Мальтуса, и внезапно у него промелькнула мысль, которая когда-то посетила Дарвина:
Мне пришел в голову такой вопрос: почему некоторые умирают, а другие остаются в живых? И ответ был очевиден: потому что выживают более приспособленные. Наиболее здоровые — выздоравливают, самые хитрые, быстрые и сильные — спасаются от врагов, лучшие охотники или те, кто обладает отличным пищеварением, не голодают, и так далее.
И я сразу понял, что изменчивость видов всех живых существ объясняется естественным отбором, который заключается в том, что слабейшие особи погибают, а сильнейшие — сохраняются, чтобы продолжить род.
Вот так, внезапно, меня захватила идея выживания сильнейшего.
Чем больше я размышлял, тем больше убеждался, что я давным-давно искал именно этот закон природы, который разрешает вопрос происхождения видов… Я с тревогой дожидался окончания приступа, потому что не мог записать свои соображения. В тот же вечер я почти завершил работу и два последующих вечера тщательно редактировал текст, чтобы отправить его Дарвину со следующим почтовым судном, которое отплывает в Англию через день или два.
Уоллес знал, что Чарльз Дарвин занимается этой темой, и предположил, что Дарвин покажет бумаги Лайелю, если увидит в них рациональное зерно.
Дарвин получил статью Уоллеса четыре месяца спустя, 18 июня 1858 года, и был в растерянности, не зная, что теперь делать. Двадцать лет он осторожничал, молчал и искал подтверждения своей теории, и вот они упали как будто с неба. В тот же день он сделал такую краткую запись:
Я никогда не видел более поразительного совпадения. Если бы Уоллес прочел мою диссертацию 1842 года, то не мог бы лучше изложить ее суть!
Но друзья — Чарльз Лайель и Джозеф Долтон Гукер — разрешили сомнения Дарвина. Они договорились, что теории Уоллеса и Дарвина будут обсуждаться без авторов в июле, на следующем заседании Общества Линнея в Лондоне.
Бумаги мало чем различались. Однако Дарвина толкали под локоть. Уоллес, как писал Дарвин, был человеком благородным и великодушным. Так что Дарвин написал «Происхождение видов» и опубликовал в конце 1858 года. Книга сразу стала сенсацией и бестселлером.
Теория эволюции путем естественного отбора — безусловно, самая важная научная теория XIX века. Первоначально ее встретил шквал дурацких острот. Когда они стихли, мир стал другим — он стал миром движения. Творение не статично, оно изменяется со временем так, как физические процессы не изменяются. Физический мир 10 миллионов лет назад был таким же, как сегодня, и его законы были такими же. Живой мир — совсем иное, десять миллионов лет назад на Земле не было человека. Он появился в результате длительного процесса развития, получившего название «эволюция». В отличие от физики каждое обобщение в биологии — это срез во времени, эволюция — это настоящий создатель всего оригинального и нового во Вселенной.
Если это так, то существование каждого из нас восходит к возникновению жизни на Земле. Дарвин и, конечно же, Уоллес, отслеживая эволюционные процессы, изучали археологические находки (ископаемые окаменелости) и современные скелеты, сравнивали поведение. Однако кости, и окаменелости, и поведение — очень сложные системы, состоящие из простых и более древних частей. Какими были самые простые первые единицы? Предположительно, это были молекулы, являющиеся отличительными признаками жизни.
По этой причине, когда мы изучаем происхождение жизни на Земле, мы все глубже и глубже погружаемся в химию. Кровь, какая она есть сейчас, прошла через миллионы этапов, от самых первых молекул, способных к воспроизводству более чем три тысячи миллионов лет назад. Это эволюция в современном понимании. Процессы, приведшие к возникновению крови, частично определялись наследственностью (которую ни Дарвин, ни Уоллес не понимали), а частично химической структурой (которая опять же находилась в ведении французских ученых, а не британских натуралистов). Таким образом, объяснения даются сразу из нескольких областей, но их кое-что объединяет. Они описывают дивергенцию видов как происходящую поэтапно, последовательно, — это подразумевается, если принять теорию эволюции за верную. И с того момента больше невозможно стало верить, что жизнь можно воссоздать в любую секунду.
