Такой странный перекос могла бы основательно выправить лишь столь же бытовая, а не научная информация о безуспешных попытках исцеления. Однако в фармацевтической торговле он вполне обычен: ни продавцы, ни покупатели не рвутся оповещать мир о своих неудачах и обманутых надеждах, во всяком случае, если обошлось без критических ухудшений. Но может ведь статься и так, что за всею «бессмыслицей» гомеопатической диагностики и рецептуры вкупе с непонятным, необоснованным (и все же несомненным) действием тех или иных снадобий — прячется от глаз подлинный феномен?
Так считает Боб Лоуренс, и он задался целью это доказать. Лоуренс — еще один из новообращенных: промаявшись пятнадцать лет кожной болезнью, он вылечился гомеопатическими средствами. Правда, антибиотики, как он признался, помогали не хуже, но их побочное действие невыносимо отравляло жизнь. Когда друг посоветовал обратиться к гомеопату, Лоуренс не испытывал особого энтузиазма, но решился попробовать. В итоге же он оставил хорошую работу в инженерной фирме, прошел курс обучения и теперь трудится фармацевтом в одной из самых больших гомеопатических аптек Англии, «Гелиосе», что в курортном городке Танбридж-Уэллс. Прогулка по всем ее кругам в сопровождении Лоуренса наглядно показала и блеск, и нищету гомеопатии двадцать первого века.
Честно говоря, я ожидал увидеть нечто вроде лачуги аптекаря из «Ромео и Джульетты» — «плачевный хлам, которому с трудом придать пытались видимость товара»… Вместо этого открылся светлый торговый зал с современными аптечными прилавками, за которыми суетились самые обыкновенные люди в белых халатах. Они снимали с полок коробки, вскрывали их и доставали оттуда малюсенькие пузырьки, затем по капле цедили содержимое в такие же, только пустые скляночки.
Все же кое-что озадачило. Во-первых, этикетки на коробках и ящичках — на одной, к примеру, было написано: «Лава». Во-вторых, жуткая какофония, сопровождавшая тряску сосудов и толчение порошков. Но главное — предмет, на котором как раз выполнял «сукуссию» Боб Лоуренс: огромная каноническая Библия в черном переплете грубой кожи.
Трижды пристукнув по ней зажатым в кулаке пузырьком, где, как выяснилось, находился препарат из аметиста, Лоуренс возвел очи к потолку. На лице его было написано: «Лучше б вам этого не видеть». По его уверениям, пользоваться Библией короля Якова вовсе не обязательно, подойдет любая прочная и достаточно упругая поверхность. Правда, отец гомеопатии — тот действительно считал наилучшим подспорьем Священное Писание в кожаном переплете.
В «Гелиосе» неукоснительно блюдут заветы Ганемана. Аптека эта — своего рода центральная база гомеопатических товаров; ее персонал, мастерски владея любыми профессиональными приемами — сотенным растворением, сверхвысоким разведением, растиранием и встряхиванием, — получает «на потенцирование» материалы со всего мира. Здешняя Библия, надо думать, повидала виды: обложка стянута круглыми резинками.
Но Лоуренс ни в коем случае не фанатик и не мистик, верящий, будто прикосновение к священной книге дает препаратам особую силу. Это подтвердилось, когда мы сошли в подвал полюбоваться машинами, которые он сделал своими руками для наиболее трудоемких трясений и растираний. Чтобы получить особенно сильнодействующее средство, все эти процедуры нужно повторять тысячекратно, и Лоуренс их механизировал, воспользовавшись своими инженерными навыками. Он вообще хотел бы поставить гомеопатию на строго научную основу. Случается, присылают что-нибудь вроде кусочка летучей мыши или крыла цикады. Но Лоуренс не берется за обработку, пока не выяснит в точности, у какого вида взят материал; необходимо знать даже латинское название. Он увлеченно мечтает составить собственный гомеопатический лечебник, включив туда только средства с проверенным действием.
Пока мы изо всех сил старались перекричать ритмичное уханье машин, я заприметил еще один ряд коробков. Лоуренсу явно не хотелось, чтобы я читал этикетки, но, видно, в этом он уступал мастерам цигуна: то ли электричества его воле не хватило, то ли магнетизма… В глаза бросались названия: «Фа-диез минор», «Соль-мажорный аккорд», «Круг на зерновом поле», «Блинчик». На вопрос, как он умудряется держать в аптечных пузырьках звуки музыки, Лоуренс снова сделал брови домиком и закатил глаза. Продолжая озираться, я высмотрел коробочку «Гог и Магог, Дубы в Гластонбери». На другой красовалась надпись «Лягушечья Икра». Словно мы, не покидая аптечного подвала, перенеслись из антуража «Ромео и Джульетты» прямиком в вотчину Макбета: «Зов жабы слышу я в пруду…»
В этом подвале становится окончательно ясно, что же «не в порядке» с гомеопатией. Она, по сути, превратилась в резервацию для людей, готовых уверовать в целительные свойства чего угодно, лишь бы было «натуральным». Арсенал гомеопатических средств настолько всеобъемлющ, до того неисчерпаем, что устроить им полную инвентаризацию практически невозможно.
Любой препарат, по идее, должен пройти целую систему контрольных проверок. Исходное вещество дают группе здоровых добровольцев, и те подробно регистрируют любые непривычные ощущения или состояния, какие только могут у них появиться в течение последующих нескольких недель. Затем симптомы сравнивают, обобщают, и те из них, что покажутся всеобщими, приписывают данному средству. Если пациент на приеме у гомеопата сообщит о чем-то похожем, тогда его, согласно основному принципу гомеопатии (буквальный перевод греческого слова — «подобная боль»), возможно, удастся вылечить препаратом из этого материала.
Увы, в том же «Гелиосе» очень многие лекарства не проходили проверку по всей форме, да их и без этого иначе как шарлатанством не назовешь. Есть там, например, снадобья, изготовленные из презервативов, из кусочков лавы, из крови ВИЧ-больных и даже из «поветрий антимира»…
А вот что в гомеопатии, напротив, внушает надежды, так это искренняя забота и устремленность в будущее у таких ее адептов, как Боб Лоуренс. Я видел его замешательство, когда речь зашла о настое из музыкальных тонов, и от души сочувствую его призванию. Лоуренс уверял, что сам он не имеет никакого отношения к подобным препаратам, но не вправе запретить другим заниматься их «потенцированием». Он верит в истинную суть гомеопатии, но не знает, как и чем ее обосновать, зато хорошо понимает, что кунсткамера на полках не поможет в этом ни ему, ни остальным. Он хотел бы сохранить эмпирический, по сути, строго научный подход к постулатам гомеопатии, а мельтешащие кругом аферисты делают задачу почти безнадежной. Изо всех сил Лоуренс старается выплыть против течения, бурлящего грязной пеной, но один, как говорится, в поле не воин. Впрочем, не так уж он одинок. В сорока милях к северу от аптеки «Гелиос», в лондонском Музее естествознания, прокладывает свой параллельный курс Вилма Бхаратан.
Наряду с работой музейного ботаника Бхаратан ведет гомеопатическую практику. Но нынешнее состояние гомеопатии она критикует жестко, как ни один из противников. Авторитеты в этой области, по ее словам, растеряв остатки научной, да и просто умственной дисциплины, паразитируют на почтительной людской молве. В изложении своих идей они расхлябанны до беспомощности. Принятая в их среде ботаническая номенклатура ненаучна и бессистемна, что мешает обобщить информацию об известных свойствах растений и их гомеопатической ценности. Но так было не всегда; в прежние времена гомеопатия тесней сочеталась со строго научными методами.
