Оскорбительные наименования чернокожих, особенно в Америке, были наиболее болезнетворными, поэтому оставленные ими шрамы заживают дольше всего: negro, nigger, niggra, thicklips (толстогубый), Rastus (от имени Erastus), Uncle Tom (дядя Том), cottonpicker (сборщик хлопка), coon, hard-head (тупоголовый) и boy (слуга-туземец, бой).
Слово boy (слуга-туземец белого колонизатора на Востоке) – хороший пример того, как совершенно безобидное, на первый взгляд, слово, если звучит от определенных людей, в определенное время и при определенных обстоятельствах, превращается в неистребимое клеймо, невыносимое оскорбление. «Boy!» Одним из свойств языка является то, что все слова уязвимы. Не существует абсолютно непорочных слов. Возьмем слово mother (мать). В наши дни оно может представлять собой первые два слога грубого оскорбления, состоящего из четырех слогов, хотя большинство воспринимает его как самое ласковое слово на свете. Или взять пример противоположного рода – bugger (мужеложец, содомит). Прежде оно воспринималось как оскорбление, а теперь получило распространение среди молодежи, как выражение доброжелательного отношения: Where've you been, you old bugger? (Где ты был, старина?). Слово может, фигурально выражаясь, изменить курс с северо-востока на юго-запад, но на листе бумаги будет выглядеть одним и тем же. Когда я был молодым, слово wicked трактовалось как «злобный, безнравственный», а мои дети в таком же возрасте понимали его как «чрезвычайно, до истерики, смешное». Подобные стремительные изменения напоминают нам о том, что при всех тончайших различиях между значениями слова в конечном счете выражают современные, сегодняшние чувства, страсти, ощущения, причем зачастую не регулируемые словарями и справочниками, и эти стихийные чувства, как стремящийся к убийству безумец, обозначат любой предмет, который требуется обозначить, и выразят то, что требует немедленного выражения. Даже столь неподходящее, «неправильное» слово, как boy, в экстремальной ситуации может быть использовано в качестве оружия.
Оскорбительные значения слов не являются исключительным свойством английского языка. Причиной их возникновения является, отчасти, страх, которым сопровождается встреча с чуждым народом, и это происходит, как я полагаю, на протяжении не менее сотни тысяч лет. Пока соседнее племя не предоставит убедительных доказательств своего дружелюбия, его следует воспринимать как врага, и чтобы убедить себя в том, что вы сильнее, чем они, и вам не следует их опасаться, вы формируете в своей среде уничижительное отношение к ним. Такое происходит до сих пор и в нашем умудренном, интеллектуально развитом и прогрессивном XXI веке, с той же боязнью и яростью, и произрастает на том же невежестве, хотя мы и знаем, например, что генофонд всего человечества поразительно, даже опасно мал, что все ныне живущие люди происходят, вероятно, от нескольких сотен предков, которые когда-то умудрились выжить где-то в Африке, и что под кожей все мы, в буквальном смысле, совершенно одинаковы. Но тем не менее мы претендуем на полное превосходство над другими, ссылаясь на мнимые различия. Это проявляется и в том, каким образом английский язык начал воспринимать себя не только богатым, многосторонним, могучим и блистательным языком, каким он является на самом деле, но и языком, превосходящим все остальные.
В 1848 году в сугубо научном лондонском журнале «Атенеум» были опубликовано следующее рассуждение об английском языке: «Благодаря простоте грамматических конструкций, крайне ограниченной флективности и почти полному отказу от использования грамматического рода, за исключением случаев, обозначенных самой природой, простоте и точности окончаний и вспомогательных глаголов, равно как и своей величественности, мощи и изобильности, наш родной язык по строению своему кажется вполне пригодным для того, чтобы стать мировым языком». Автор был прав в своем заключительном тезисе. А вот остальная аргументация оказалась не столь бесспорной.
Профессор Дэвид Кристал в работе «Английский как мировой язык» разбил статью из «Атенеума» в пух и прах. Он заявил, что язык становится мировым лишь благодаря реальной силе, которая за ним стоит. Латынь сделалась «языком международного общения», поскольку римляне (как и британцы), несомненно, пусть и уступали в численности народам покоренных земель, но, тем не менее, были сильнее. Они – благодаря армии, мы – благодаря военно-морскому флоту. Он писал: «Язык становится международным по одной главной причине: по причине политического могущества народа, которому он принадлежит, в первую очередь – его военного могущества». Латинский язык в ходе своей истории получил еще один мощный толчок, закрепивший его уникальное положение на полтора тысячелетия, – от римской католической церкви. Тут мы видим прямую аналогию между британским английским (латынью) и американским английским (римская католическая церковь).
Профессор Кристал не признает силы за врожденными эстетическими или структурными качествами языка. В разное время все это говорилось о еврейском, греческом, латинском, арабском, итальянском, испанском, китайском и французском языках. Этот аргумент, настаивает он, заводит в тупик.
Рассматривая статью из «Атенеума» в подробностях, он указывает на то, что «латынь была когда-то ведущим международным языком, несмотря на развитую флективность и наличие грамматических родов. Сходную структуру имеет французский язык… а также и флективные греческий, арабский, испанский и русский языки».
Впрочем, он не отказывает английскому языку в некоторых уникальных преимуществах, которые считались и считаются важными в напряженной борьбе за лидерство. Английский язык, по его утверждению, близок ко многим другим языкам, поскольку веками заимствовал и вбирал в себя тысячи новых слов из других языков (в отличие, скажем, от французского, который, напротив, старался отгородиться от других языков). Английский язык изначально тяготеет к космополитизму. Кристал утверждает, что, невзирая на происхождение от германских корней, английский за первое тысячелетие своего существования стал в значительной степени романским языком, объединив таким образом две чрезвычайно мощные силы. Профессор Кристал также допускает, что «в английской грамматике отсутствует система кодификации социально-классовых различий, что, возможно, придает языку определенную "демократичность"». Тем не менее он приходит к выводу, что «эти преимущества несущественны», и указывает на главную слабость языка – отсутствие стабильной системы правописания.
Распространение английского языка, утверждает он, происходит благодаря преимуществу, обеспеченному «мечом и морем» и поддержанному торговлей. К тому же, нашему языку благоприятствовали промышленная революция XIX века и техническая революция XX века, в первую очередь новые технологии связи (телеграф, телефон, радио) и развлечений (кино и телевидение). Язык идет следом за торговцами, которые следуют за флагом; процесс распространения английского языка в Америке дает возможность понять причины его нынешних успехов и вполне может рассматриваться как решающий фактор современной истории. Бисмарк, канцлер Германии и один из выдающихся людей XIX века, назвал в числе важнейших составляющих новейшей истории тот факт, что Северная Америка говорит по-английски.
