Для англичан и их языка это был значительный прорыв. Уот Тайлер поднял крестьянское восстание, которое в 1381 году всего за пять дней грозило сотворить в Англии то, что в 1790 году сотворили для своей страны французские революционеры. Если придерживаться мнения, что это восстание потерпело неудачу из-за одного действия и одного человека, то таким человеком стал почти ребенок – 13-летний король Ричард II. Он остановил восстание, проявив отвагу и смекалку: он встретился с Уотом Тайлером и его армией (захватившей лондонский Тауэр, до тех пор считавшийся неприступным) возле Смитфилда и обратился к нему по-английски. Там король, вынужденный прибегнуть к английскому языку, заманил Уота Тайлера в западню, где предводителя мятежников убили, после чего король тотчас же храбро направился к мятежникам, к которым тоже обратился по-английски. Он успокоил их обещаниями (которые вскоре нарушил) и отправил по домам (где их затем и выследили). Но в основе всей этой истории стоял английский язык. Насколько нам известно, Ричард II был первым в истории монархом со времен Норманнского завоевания, который говорил только по-английски. И заговорил он на этом языке в тот момент, когда его королевство оказалось в шаге от крушения.
Что не менее важно, вдохновителем восстания был проповедник Джон Болл, чьи речи уже были широко известны и чья проповедь в Гринвиче за день до того, как мятежники двинулись на Лондон, начиналась так: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был тогда дворянином?» Большая часть того, что он говорил на английском языке, в сочетании с его талантом слагать рифмованные стихи была гораздо ближе к древнеанглийскому эпосу, чем к изысканному слогу заморских французских трубадуров.
John Ball, priest of Saint Mary, greeteth well all manner of men and bids 'em in the name of the Trinity, Father and Son and Holy Ghost, stand manly together in truth, and helpeth truth, and truth shall help you. Now reigneith pride in price, and covetousness is held wise, and lechery without shame, and gluttony without blame. Envy reigneth with treason, and sloth is taken in great season. God make the reckoning, for now is time. Amen.
(Джон Болл, священник Святой Марии, сердечно приветствует всякого и просит во имя Святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, мужественно держаться вместе и стоять за правду, и правда постоит за вас. Теперь в цене гордыня, и алчность считается мудростью, и распутство не ведает стыда, и чревоугодие не порицается. Всем правят зависть с вероломством, и праздность в большой моде. Помоги нам, Господи, ибо исполнился срок. Аминь.)
Английский стал языком протеста, заявив о своем праве быть услышанным и принятым во внимание в верхах. И в 1381 году верхи воспользовались им, чтобы подавить восстание тысяч его носителей.
Примерно в это время английский язык заменил французский в классных комнатах, и произошло это благодаря уроженцу Корнуолла Джону Тревизе. В 1387 году в Оксфорде он перевел с латыни «Полихроникон» Ранульфа Хигдена. Это была летопись времен от сотворения мира до 1352 года. Хигден рассматривает языковую ситуацию, сложившуюся перед первой эпидемией чумы, и приходит к выводу, который может заставить нас пересмотреть предположения, основанные на благотворном (для английского языка) влиянии смешанных англо-норманнских браков и двуязычии англо-норманнских отпрысков. По его мнению, с 1066 года английскому языку постоянно угрожала опасность. Хигден отмечал период упадка языка до эпидемии и объяснял это следующим образом (в переводе Тревизы): On ys for chyldern in scole agenes þe vsage and manere of al oþer nacions, buþ compelled for to leue here oune longage:
Одна [из причин] заключается в том, что дети в школе, вопреки обычаям и традициям других народов, вынуждены оставить собственный язык и обучаться и вести дела на французском. Это продолжается с тех пор, как норманны впервые ступили на берег Англии. К тому же дворянских детей с колыбели учат говорить по-французски, а простолюдины, желая походить на дворян, старательно обучаются говорить по-французски, чтобы о них складывалось более высокое мнение.
Точка зрения Хигдена куда более сурова, чем довольно легкомысленное мнение о том, что смешанные браки сохранят для родившихся от них детей родной язык в цитадели чужеземцев. Без сомнения, истина присутствует в обоих мнениях, однако мне по душе строгое замечание Хигдена и его напоминание о том, что означало завоевание и как оно повлияло не только на дворянское потомство, но и на народ в целом, не только на знатных младенцев в колыбели, но и на простолюдинов, осваивавших чужой язык в стремлении приблизиться к сильным мира сего.
Однако давайте обратим внимание на примечание Тревизы к этой части перевода, сделанное спустя около полувека после написания оригинала: Þis manere was moche y-vsed tofore þe furst moreyn…
(Такова был ситуация до первой эпидемии, но с тех пор она несколько изменилась, поскольку Джон Корнуолл, учитель грамматики, изменил обучение в классических гимназиях и заменил французский английским; а Ричард Пенкридж перенял у него этот метод, а у Пенкриджа его позаимствовали другие; так что теперь, в 1385 году, после завоевания, в девятый год правления второго короля Ричарда, во всех гимназиях Англии дети отказываются от французского и пишут и обучаются на английском…)
Наступил переломный момент.
С распространением образования и грамотности росла необходимость в английских книгах. Язык возобновил свой великий поход.
В 1362 году, впервые за почти 300 лет, английский язык был признан официально. Со времен Норманнского завоевания судебные дела велись на французском. Теперь же закон признал, что слишком немногие понимают этот язык, возможно, потому, что жизни многих образованных законоведов, как и духовенства, унесла эпидемия. Отныне постановлялось, что в судебных процессах для защиты, апелляции, прений сторон и приговоров используется английский язык.
В том же году в Большом зале Вестминстерского дворца начал работу парламент. Впервые за всю историю лорд-канцлер обратился к собранию не на французском, а на английском языке. Удивительно, что текст его речи не сохранился, так что далее следует достаточно правдоподобное предположение, основанное на текстах документов того времени: For the worship and honour of God, King Edward has summoned his Prelates, Dukes, Earls, Barons and other Lords of his realm to his Parliament, held the year of the King… (Во славу Господа нашего король Эдуард созвал в парламент своих прелатов, герцогов, графов, баронов и других лордов, в год короля…)
Но корону это затронуло не сразу. Понадобилось еще 37 лет ожидания, пока наконец норманнско-французская королевская власть не преклонила колена перед английским языком. Правители на английском троне, обремененные нескончаемой войной с Францией, которая уже длилась в общей сложности в течение 61 года, были вынуждены прибегнуть к языку своего народа.
Со времен Гарольда Годвинсона – 1066 года – ни один король в нашей стране не произносил во время коронации свою тронную речь на английском языке. Неизвестно, был ли с тех пор английский родным языком хотя бы для одного короля, но положение изменилось, и английскому языку предстояло в скором времени заполучить корону.
