Теперь, под влиянием Алиеноры, всадники начали преобразовываться в рыцарей, а слово chivalry (рыцарство) включало целую группу понятий и норм поведения, проникнутых духом чести и альтруизма. Слова предписывали, как следует вести себя со своим сеньором, друзьями, врагами, а главное – с прекрасными, но жестокими дамами. Такое обособление высшего общества отстраняло английский язык, которому не нашлось места в тронном зале, от первостепенных забот государства. Придворное общество развивалось в совершенно ином направлении, не имеющем ничего общего со старой Англией и ее языком. Оно в них больше не нуждалось.
Именно при Алиеноре поэты перенесли рассказы о короле Артуре и его рыцарях из области истории и преданий в поэзию, тем самым упрочив легенду. На обогащенном языке вырастала поэтическая традиция. На XII век пришелся расцвет творчества Кретьена де Труа, выдающегося автора романов и поэм Артурова цикла, и поэтессы Марии Французской, автора волшебных басен. Оба писали куртуазные стихи на французском; Мария при этом утверждала, что создает свои стихи в Англии.
Имеются любопытные свидетельства того, что оба, как всякие колонизаторы, беззастенчиво пользовались сокровищами местной культуры. Кретьен позаимствовал свои темы в Англии – возможно, через французский перевод Васа труда Гальфрида Монмутского «История королей Британии» (Historia Regum Brittaniae). Мария Французская сообщает, что перевела некоторые истории с английского на французский (de l'engleis en romang).
Английский язык развивался сам по себе и значительно обогатился по сравнению с языком норманнских колонистов. Поэты воспевали Алиенору, прославляя ее как наипрекраснейшую женщину на свете и создавая в поэзии культ совершенной женщины, составлявший центральный мотив куртуазной любви в литературе. Это существенно повлияло и продолжает влиять на поэзию, посвященную радостям и мукам любви. Это продвинуло в литературе направление, красной нитью прошедшее через сонеты Шекспира и любовную лирику романтизма к текстам современных эстрадных песен. Невозможно определить меру воздействия таких идей на тот период времени, однако не подлежит сомнению, что заимствованные у французов куртуазные понятия глубоко проникли в наш образ мышления и наши представления о том, как следует и можно вести себя, когда мы находим или теряем любовь.
Любимым трубадуром Алиеноры был Бертран де Борн, а самым знаменитым его произведением – Rassa, tant creis e mont'e poia («Расса, высшего в ней чекана…»). Поэт воспевает прелести своей знатной дамы:
Белокожа, уста – как рана,
Руки круглы, грудь без изъяна,
Как у кролика – выгиб стана,
А глаза – как цветы шафрана….
Сравнение стана с кроличьим, пожалуй, могло утратить эротическую силу за последние 750 лет. В конце автор возвещает:
pois m'a pres per chastiador
prec li que tela car s'amor
et am mais un pro vavassor
qu'un comte о duc galiador,
que la tengues a dezonor.
(Она сделала меня своим советчиком, и я молю, чтобы она сберегла свою любовь и отдала предпочтение достойному вассалу, а не герцогу или графу, которые не окажут ей должного почтения
[1].)
От «Беовульфа» пройден долгий путь. На смену выразительному, построенному на аллитерациях эпосу, раскрывшему мечты и кошмары древнеанглийского общества, пришли совершенно чуждые автору «Беовульфа» темы, образ мышления и представление о жизни.
Первой средневековой биографией реального исторического лица, не принадлежавшего к английскому королевскому дому, стало жизнеописание рыцаря Уильяма Маршала, графа Пембрука, военного, королевского советника, победителя турниров и регента Англии. Эта поэма начала XIII века насчитывает свыше 19 000 строк. Написана она на французском. Английский язык, вполне пригодный для такой задачи, не рассматривался как таковой даже для биографии англичанина.
Однако письменная английская речь исчезла не совсем. Первые полтора столетия она находила себе место на обочине литературного процесса подобно тому, как торжество Просвещения в XVIII веке вывело английские диалекты за пределы литературы в низы общества.
Концом XII века, например, датирована книга, названная по имени автора «Ормулум». Монах Орм был датчанином, жил на севере Линкольншира. Он хотел учить вере на английском. Его стихи были предназначены для чтения вслух. Вот описание автором своей книги: «Эта книга названа Ормулум, потому что Орм ее писал. Я изложил сказания святых евангелий английским языком, после того как Бог даровал мне немного ума».
This book is called Ormulum
Because Orm it wrought [made]…
I have turned into English
the gospel's holy lore,
after that little wit that me
my Lord has leant [granted]
И на древнеанглийском:
þiss boc iss nemmned Orrmulum
forrþi þat Orrm itt wrohhte…
Icc hafe wennd inntill Ennglissh
Goddspelles hallghe lare
Affterr þatt little witt þat me
Min Drihhtin hafeþþ lenedd
Труд этот не имел широкого распространения; он был создан в Болотном краю, где действовал Херевард Уэйк (Осторожный)
[2], один из последних саксов, боровшихся с норманнами. Орм продолжает давние традиции преданных своему делу клириков, находивших хорошее применение местным свободам. Это самоотверженный и важный труд, но складывается впечатление, что находится он как бы в стороне от основного пути по распространению слова Божьего среди народных масс, являя собой единичное событие.
Приблизительно в то же самое время была написана поэма «Сова и соловей», преимущественно на юго-восточном диалекте. Ее приписывают Николасу Гилдфорду:
Ich was in one sumere dale
In one suþe digele hale
Iherde Ich holde grete tale
An hule and one nihtingale
Þat plait was stif an starc an strong
Sumwile softe an lud among
(Я был в летней долине,
в очень уединенном углу.
Я услышал сову и соловья,
ведущих оживленный спор.
Спор этот был упрямым, яростным и ожесточенным, иногда тихим, а иногда громким.)
Схема рифмовки здесь французская, по образу французской поэзии: рифмованные четырехстопные двустишия. Однако, по мнению многих исследователей, это не мешает рассматривать поэму как выдающееся произведение. Поэма, написанная на английском языке, свидетельствует о том, что у английского языка все еще был свой читатель. Однако даже здесь, в поэзии, в средоточии английской письменности, нельзя не отметить влияние французской традиции. Есть предположение, что написано это произведение в стиле Марии Французской.
