Прошло немало лет, рабби Ѓирш умер, а его младший брат Ицхак-Айзик, тот самый «кудрявый юноша», стал рабби из Жидачева, и хасиды толпами стекались к нему. О его славе знал и рабби Йеѓошуа, занявший место своего отца в Каменке. «Я поеду к нему, – решил рабби Йеѓошуа, – и посмотрю, что он собой представляет вблизи и не следует ли мне стать его учеником. А для этого мне нужны будут три знака: во-первых, выйдет ли он встретить меня, когда я приеду, во-вторых, пригласит ли он меня разделить с ним трапезу, и в-третьих, угадает ли он хотя бы одну мою мысль».
Рабби Йеѓошуа отправился в Жидачев, но, подъезжая к городу, он неожиданно почувствовал себя больным, и по приезде его в лихорадке внесли в дом и уложили в постель. Рабби Ицхак пришел к нему в комнату, заверил, что уже к вечеру ему станет лучше, и предложил поужинать вместе. А потом, когда оправившийся рабби Йеѓошуа сидел за столом с рабби Ицхаком, тот сказал, улыбнувшись: «Так что же, рав из Каменки, если человек не в состоянии угадывать мысли другого человека, разве это значит, что он не может быть рабби?»
И рабби Йеѓошуа стал одним из любимых учеников рабби Ицхака.
Давать и брать
Рабби Ицхак-Айзик говорил: «Девиз нашей жизни – “Давать и брать”. Каждый человек должен быть и дающим, и берущим. Кто не следует этим двум правилам, того можно назвать бесплодным деревом».
Сквозь тьму
Во время молитвы рабби Ицхак-Айзик никогда не давал воли своим эмоциям. Голос его был мягок и благочестив, но слова молитвы заставляли трепетать сердца всех собравшихся.
Однажды в Шавуот, когда он произносил «Песнь славы», что предшествует чтению Торы, один из его учеников, знававший еще Провидца из Люблина, был так сильно тронут, что потерял дар зрения, который вернулся к нему, лишь когда цадик закончил службу. Он сказал учителю о случившемся, и рабби Ицхак-Айзик объяснил ему: «Это случилось потому, что твою душу захватили слова о “мраке, облаке и мгле”
[140] на горе Синай».
Дыхание
Эту историю рассказал ученик рабби Ицхака-Айзика: «Когда я только-только стал учеником рабби, я слушал его, но еще не мог уразуметь сказанное им, и потому я лишь открывал широко свой рот, дабы воспринять хотя бы святое дыхание учителя».
Исправление нравов
Однажды рабби Ицхак-Айзик принимал у себя рабби Залмана-Лейба из Сигета, что в Венгрии, и тот привез с собой несколько хасидов, и среди них были владельцы усадеб и виноградников, находившиеся под влиянием маскилим. Рабби Залман попросил рабби Ицхака попытаться наставить их на путь истинный, на что цадик сказал: «Мы здесь не занимаемся никакими особыми наставлениями. В субботу я обращаюсь к собравшимся и читаю молитву “Все будут благодарить Тебя, и все будут восхвалять Тебя”, – вот и все наши наставления. Если эти слова не способны заставить человека задуматься, то никакие увещевания не помогут».
Когда на следующий день рабби Ицхак-Айзик, стоя перед ковчегом Завета, читал эту молитву «Все будут благодарить Тебя», то венгерский рабби бросил взгляд на своих хасидов и увидел, что они плачут.
Праздник в изгнании
Рабби Ицхак-Айзик говорил о своем намерении отправиться в Святую землю и поселиться там. И его сыновья, и его друзья всячески пытались отговорить его от таких намерений, но тщетно. А потом случилось нечто весьма странное. На вечернюю молитву в канун второго дня Песаха цадик пришел в синагогу в талесе, который он обычно носил по будним дням. После Молитвы Галель рабби, вместо того чтобы приступить к праздничным псалмам, какое-то время стоял молча, и хасиды смотрели на него с изумлением, потому что ничего подобного прежде с ним не бывало. Наконец он начал читать псалмы, и голос его звучал столь же величественно и вдохновенно, как и всегда.
Уже сев за трапезу, рабби сказал: «Сегодня во время вечерней молитвы мне показалось, что я вдруг совсем лишился здравого рассудка; более того, я пришел в дом молитвы в моем будничном талесе. Сначала я не понял, что же Бог сделал со мною, но в конце концов я осознал происшедшее. Мое намерение отправиться в Святую землю привело к тому, что я утратил связь со святостью второго дня Песаха – ведь второй день считается праздничным лишь в странах за пределами Святой земли, вот я и решил, что сегодня – холь ѓа-моэд. Осознав происшедшее, я все тщательно обдумал и решил, что не могу отказаться от святости второго дня, и потому лучше будет, если я откажусь от намерения поселиться в Святой земле. И лишь после такого решения я вновь обрел здравость рассудка».
Но хотя рабби Ицхак-Айзик и отказался от своего намерения уехать в Святую землю, он неизменно пребывал там в своих мыслях и в своем сердце. Он построил синагогу в святом городе Цфате, и она была названа его именем, а он стал говорить, что благодаря этому его молитвы доходят до небес. И еще он говорил, что каждый день после утренней молитвы он наведывается в Святую землю. А когда он затруднялся истолковать какой-либо отрывок из «Книги Зоѓар», то имел обыкновении прильнуть лбом к ящичку, куда собирались пожертвования в пользу Святой земли во имя рабби Меира Чудотворца (этот ящичек всегда стоял на его столе), повторяя слова наших мудрецов: «Самый воздух Святой земли делает человека умнее»
[141], и тотчас же врата премудрости открывались ему.
Мы отправимся туда вместе
Некий хасид хотел совершить поездку в Святую землю и обратился к рабби Ицхаку-Айзику, чтобы получить от него совет. Цадик сказал: «Подожди немного. Скоро мы отправимся в Землю Израиля вместе». Хасид решил было, что рабби Ицхак тоже собрался в путь, и стал ждать от него весточки. Но взамен он получил известия о смерти цадика. Услыхав о его кончине, он сказал: «Мне тоже следует приготовиться в долгий путь». Он пошел в микву, попросил, чтобы известили хевру кадиша, и покаялся в грехах. Потом он написал завещание, лег в постель и через несколько дней умер.
Свободен
На протяжении последнего года своей жизни рабби Ицхак-Айзик из Жидачева взял привычку указывать рукой на окно, выходящее на улицу, со словами: «Посмотрите, нет, вы только посмотрите на этот грубый мир!»
В день своей кончины – а умер он к вечеру – рабби, как обычно, надел талес и возложил филактерии. Но, начав читать утреннюю молитву, он остановился и велел снять с себя талес и филактерии со словами: «Сегодня я свободен и от талеса, и от филактерий, и от заповедей, а скоро я освобожусь и от этого мира».
Рабби Яаков-Ицхак из Пшисхи, по прозвищу Йеѓуди, и его потомки
Миротворец
К отцу Яакова-Ицхака время от времени приезжал в гости его брат, живший в маленьком захолустном городишке, где он за мизерную плату прислуживал в доме молитвы, – а в действительности он был одним из тех тридцати шести скрытых праведников, на которых, согласно традиции, держится весь мир. Когда он приезжал навестить брата, они уходили на загородную прогулку и беседовали о таинствах Торы. Однажды они взяли с собой мальчика, и он шел вслед за беседующими взрослыми. Когда они подошли к лугу, на котором паслось стадо овец, то увидели, что животные сцепились, не поделив лучшие места выгона. Бараны наскакивали один на другого и бодались, а поблизости не было ни пастуха, ни пастушеской собаки. Но тут мальчик выбежал на середину пастбища и утихомирил расходившихся животных. Буквально в мгновение ока каждая овца и каждый ягненок получили свой участок; но теперь они, казалось, забыли про кормежку, сгрудившись вокруг мальчика, который почесывал им спины и беседовал с ними. «Знаешь, брат, – сказал прислужник в доме молитвы, – настанет день, и этот мальчик станет пастырем стада».
