Да ну, глупости. Никаких привязанностей, старик. Ты – волк-одиночка. Держаться вдали от всех, кто тебе дорог, – вероятно, единственный способ защитить их и не стать марионеткой в чужих руках.
С такими мыслями я подходил к полевой столовой, у входа в которую дежурили двое солдат. Я прошел мимо, уткнувшись себе под ноги, они мне не препятствовали.
Внутри пахло столовской похлебкой, которую обычно варят сразу на ораву людей в огромных чанах, литров на сто каждый. Вкус у подобного «супца» весьма специфический, но тем, кто не ел день, два, а то и три, это «яство» покажется натуральной пищей богов. Подхватив с массивного стола у входа миску и ложку, я примкнул к длинной очереди, став позади опирающегося на трость престарелого араба. Оглянувшись, он подозрительно посмотрел на меня злыми черными глазами, пробормотал что-то насчет «грязных американских свиней» и демонстративно отвернулся. Я оставил его дерзость без внимания; в конце концов, Штаты в лице Синдиката и Легиона действительно принесли им немало бед, так что возмущение хромого старожила было вполне объяснимо. Молча семеня следом за ворчуном, я попутно высматривал в толпе людей Марину, но так и не преуспел: то ли она еще не пришла, то ли уже поела, то ли сидела слишком далеко от чанов с дымящимся варевом.
– Приятного аппетита, – с крайне замученным видом бормотали солдаты на раздаче. Накормить ораву беженцев (и местных бедняков, которые, не сомневаюсь, тоже не упустили возможности перекусить на халяву) – это надо постараться, но тяжелее всего таким вот ребятам, которые с утра до ночи машут половниками и таскают чаны с похлебкой туда-сюда, а ведь надо еще успеть перемыть все миски между приемами пищи…
Когда я, разжившись порцией супца, брел между столами в поисках свободного места, меня окликнул до боли знакомый голос:
– Сэм!
Я обернулся и увидел Марину, которая сидела за ближайшим столом и призывно махала мне ложкой.
– Иди сюда! – прокричала она.
Я с улыбкой кивнул – и как я ее прежде не заметил?.. – обогнул стол и с трудом втиснулся между ней и неким вонючим бродягой, который усиленно скреб небритую щеку и моему прибытия явно не обрадовался.
– Как твоя нога? – первым делом обеспокоенно поинтересовалась Марина.
– Нога? – Я настолько рад был ее увидеть, что совершенно забыл о своей выдуманной травме. – Ах, ты про то, что я хромал… Ну, я заглянул к врачу, но что он сделает с банальным вывихом? Так и продолжаю ковылять…
– Ну, не знаю. Мог бы и мазь дать какую-нибудь, или что-то в этом роде, – пожала плечами девушка.
– Там был парень, лишившийся руки, двое при смерти лежали на самодельных носилках, – соврал я. – Не думаю, что мой случай серьезней.
– Согласна, – вздохнула Марина. – Но тебе-то и помочь проще… Впрочем, им там видней. Я просто… честно говоря, я беспокоилась. За тебя.
– Рад слышать, – слабо улыбнулся я. – Я тоже думал о тебе.
Наши взгляды встретились. Если в баре Марина казалась этакой неприступной стервой, заговорившей за мной лишь из-за моих русских корней, то теперь она смотрела с теплом, будто давняя знакомая. По-хорошему, мне, конечно, не следовало бы ее искать, но я, увы, ничего не мог с собой поделать. Даже сейчас я банально не находил в себе сил, чтобы отвернуться, – смотрел и смотрел, скользя взглядом по ее щекам, по лбу, которые прорезала робкая, практически незаметная пока что морщинка, по пухлым влажным губам и ссадине на скуле, которую она, видимо, получила во время утренней суматохи в центральном Эль-Бургане.
– Ты доел? – спросила она, снова уткнувшись в свою миску.
– Ну… – Я покосился в сторону моей похлебки, которую даже не успел попробовать. – Практически.
– Может, пойдем отсюда? Здесь так шумно… и солдаты повсюду…
– Дай мне минутку, ладно? – попросил я, одолеваемый жутким голодом.
Марина кивнула и отвернулась, а я набросился на отвратный супец, будто дикарь. Пока я споро работал ложкой, она со скучающим видом разглядывала очередь и сидящих вокруг беженцев. Больше всего было аборигенов, но попадались на глаза и европейцы, и негры с латиноамериканцами. Казалось, что шла война не за пару нефтяных месторождений в Кувейте, а, как минимум, Третья Мировая.
Внезапно я услышал, как на чистом русском кто-то запел незнакомую мне песню:
А что на долю нашу выпадет завтра,
Ты не знаешь, брат, и я не в курсе,
Может, накормят свинцом на завтрак,
Может, пленят, а может, отпустят…
Солдаты, дежурившие внутри шатра, переглянулись и спешно устремились на голос. Я удивленно выгнул бровь, наблюдая, как они проносятся мимо нас с Мариной и выдергивают из-за стола пожилого мужика с седыми усами и лысиной, блестящей в тусклом свете закрепленных под потолком ламп. Что такого легионовцы углядели в простой песне?
Когда они тащили незнакомца к выходу, до моих ушей долетела фраза одного из конвоиров:
– Русских, сказали, в первую очередь.
Неожиданная догадка заставила меня оцепенеть. Так и сидел с полной ложкой в руке и приоткрытым ртом и смотрел в одну точку, пока Марина не спросила:
– Ты в порядке?
Ее вопрос моментально вывел меня из ступора.
– Да, все нормально, – буркнул я. – Просто задумался… над песней. Никогда ее раньше не слышал.
– Это «Капустник», – сказала Марина.
– Капустник?
– Ну, это рок-группа, была такая… лет двадцать назад. У меня отец их слушал, и я немного. Я помню эту песню, «Пуля-дура» называется. Грустная…
– Да, я заметил.
– Ты как-то напрягся, когда он сказал про русских, – склонившись к моему уху, прошептала девушка. – Думаешь, у них на нас какой-то зуб?
«Думаю, они ищут меня!» – пронеслось в голове, однако вслух я сказал:
– Не знаю. Но, думаю, лучше нам все же общаться на английском… по крайней мере, когда рядом кто-то есть – не только солдаты. Беженцы тоже вполне могут нас «сдать».
– По-моему, ты слишком подозрительный. – Марина хмыкнула, но по едва заметному дрожанию ее голоса я понял, что она действительно взволнована.
Однако, если моя догадка верна, опасность грозит не ей, а мне – ведь даже такой мастер маскировки, как Сергей Мамонтов, не может переоблачиться в столь стройную и симпатичную девушку, как Марина. Это нереально сделать хотя бы из-за явных физических различий, начиная с роста-веса-телосложения и заканчивая первичными да вторичными половыми признаками.
Могли ли они как-то узнать, что я собираюсь наведаться в Эль-Вафру, думал я, косясь в сторону выхода. Да нет, откуда? Об этом известно только мне, Жуку да Гопкинсу, но всем троим сливать подобную информацию прихвостням Тейлора бессмысленно, это только навредит операции.
И все же отмахиваться от этого предположения не стоит. Если Легион в курсе готовящегося побега, моя задача из «безумно сложной» превращается в «практически невыполнимую». Хотя, возможно, они знают о моем приезде, но не знают, за чем именно я сюда полез?..
