Кампания оказалась удачной, поскольку плакаты хорошо продавались.
Как же так вышло? Не было никогда у столицы мотива ненавидеть сталкеров. Кто это все придумал? Зачем и для чего? Ион не мог понять, хотя нутром уже чувствовал ответ.
Побочным эффектом антисталкерской кампании стало стремление жителей Датаполиса одеваться лучше, чтобы их самих не приняли за копателей.
Ион обратился за комментариями к магнитофону, но эту картинку голос никак не комментировал.
Дальше. На экране – третий год от создания Креста. Уже никаких громких празднеств, просто факты. «Киммерия» внезапно начала скупать веревки. Ион помнил этот нелепый день, хоть и не мог поверить, что это было так давно.
Ему казалось, что только вчера агенты банка сновали по станциям, включая самые дальние, с вежливым предложением продать им все веревки, тросы и нитки. Зачем это им было нужно – никто так и не выяснил. Вероятно, «Киммерия» таким образом пыталась подорвать экономику севера, лишая население простейших вещей. Возможно, представители банка планировали создать биржу. Первое время им действительно тащили все, что они соглашались купить, – например, браслеты и ремешки от наручных часов. Пока не оказалось, что все больше работников, чтобы узнать время, бежали к станционным часам, что ударяло по производительности. Вроде и дурная мелочь, а последствия ощутимые.
«Киммерия» тем временем выступала с новыми предложениями. Правда, теперь к ним относились со скепсисом. Например, шнурки уже никто не продавал. Настолько тупых людей в метро не было. Зато охотно расставались со всеми видами пленки и при похолодании остались без утепляющего материала. Кипарису пришлось раздать кое-что со своих драгоценных складов, после этого народ резко поумнел.
Еще около года после этого народ был очень запаслив. Каждый тащил себе в берлогу все, что плохо лежало, лишь бы это не попадало под понятие воровства. Таскали даже ржавые, кривые, затупленные гвозди – мало ли, вдруг «Киммерии» понадобятся рыболовные крючки?
Ион прослушал сухие комментарии диктора и переключил картинку. Изображение номер шестнадцать. Ой, какой знакомый кадр!
Ион улыбнулся, отхлебнул чая.
Старая добрая «Флора». Куча экземпляров учебника на фоне объявлений о покупке недостающей страницы. Не отказывая себе в удовольствии, Ион снял запись с паузы.
– Новая мода охватила столицу: поиски полного экземпляра энциклопедии деревьев. Молодое поколение выучило наизусть все названия, кроме одного, которое сокрыто на оторванной странице. Волна популярности «Флоры» дошла до самых верхов. Наш смотритель, Антон Кожевников, в честь утраченного дерева взял себе прозвище Кипарис, ставшее его именем. Без сомнения, это поветрие будет подхвачено народными массами…
Ион помнил первый виток истерии, который не прошел и мимо Лукьяновской. Люди уже гонялись не только за «Флорой» – популярны стали вообще все книги, которые оказались в метро. Их шерстили на предмет вложенной закладки, которой могла бы служить вырванная шестьдесят восьмая страница энциклопедии. Люди выгребали золу из своих печек в поисках случайно сожженного клочка. «Киммерия» действительно обещала за полную книгу дрезину с оружием и боеприпасами, которую разместила на Площади Независимости. К тому времени, как Ион раздобыл несколько экземпляров «Флоры» в свой шатер, ажиотаж уже спал, и многие дети знать не знали, что это за учебник. Показывая «Флору» детям, учитель чувствовал себя немного неловко, будто он приобщал их к непонятному, бессмысленному социальному начинанию.
Набитая оружием дрезина? Да на хрена она нужна? Куда на ней ехать? С тем же успехом могли бы обещать мотоцикл.
Новый кадр. Перенаселение Датаполиса.
– Плотность населения столицы достигла критически высокой отметки. Принимаются меры к расселению.
Все, больше информации по факту не было. Возможно, диктор просто кого-то процитировал и формулировка должна была дать слушателю намек, кто же именно решил «принимать меры». И еще учителю была интересна точная цифра, которую следует считать критически высокой. Когда же население становится чрезмерным?
Проблема была в том, что никто точно не знал, сколько человек живет в Датаполисе. Сосчитать население соединенных станций представлялось возможным, только если вывести всех за пределы блокпоста и произвести ручной подсчет. На это Кипарис не пойдет без серьезных причин, опасаясь ассоциаций с совсем уже тоталитарными методами.
Ион где-то читал, что до войны население крупных городов достаточно точно подсчитывалось при помощи данных хлебозавода. Всего-то и было нужно располагать точными цифрами объема продаж хлеба, из расчета, что один человек потребляет в сутки столько-то хлеба… сколько? Ион понятия не имел, что и сколько раньше ели жители мегаполисов. Это было другое время, когда в метро спускались, чтобы переместиться на другой конец города быстрее, чем он привязывает полотно шатра, служащее входом в школу. Сейчас точных инструментов подсчета численности популяции не было, как и адекватных способов ее регулировать. Толпа действительно стала стихийным явлением. Теперь любое решение могло повлечь за собой волну протестов. А бороться с их первопричиной Кипарис мог лишь повышением уровня жизни граждан, что, конечно же, тоже каждый день делать не будешь.
Ион переключил следующий кадр. Знаменитое «изгнание шестнадцати». Хотя, какое оно знаменитое? Просто досадный факт, который попал в историю лишь в качестве прецедента.
Как известно, базовым наказанием в содружестве было изгнание. С виду простое, оно входило в составную психологическую схему. После выдворения за пределы станции человек был предоставлен самому себе. Обратно на станцию его уже не пускали никогда, даже транзитом. Он мог спокойно уйти к соседям и начать жить там как достойный гражданин. Если он так и делал, то можно было говорить, что человек исправился. Наказанием за его проступок, в таком случае, становилось постоянное напоминание, что он был вынужден оставить старую жизнь буквально в двух шагах от нового дома, не имея возможности к ней вернуться хотя бы на правах гостя. Если же он снова вел себя плохо, он изгонялся уже с нового места, и, таким образом, его жизнь раз за разом теряла в территории. По сути, человеку было отказано в попадании не только назад, но и на все станции, которые располагались дальше, даже если он там не был ни разу. Его клетка оказывалась ограничена теми местами, где он себя еще не скомпрометировал. На социальную интеграцию это работало лучше любых тюрем.
Чтобы донести до населения идею как можно нагляднее, Кипарис первое изгнание провел действительно по-крупному, выгнав из Датаполиса шестнадцать человек за один час.
Ион всмотрелся в их лица. Изможденная женщина, угрюмый мужчина, пара подростков, несколько стариков. Все по-разному одеты. Ничего общего у депортированных не было. Они не могли быть ни семьей, ни группировкой. Значит, наказание каждый из них заработал себе в индивидуальном порядке, и если все попали под раздачу в один день, то их процессы рассматривались тоже скопом. Суровое решение, даже слишком. Сам факт коллективного рассмотрения судебных дел казался чем-то вопиющим, символом перенасыщенности, будто преступников на станции было столько, что их буквально можно было брать пачками и судить оптом.
