Клара Фрис видела себя на месте Чжэн Сумэй. Как и та, она была обманщицей, никогда не играла открытыми картами, и у обеих было оправдание. Оправданием Чжэн Сумэй была любовь. Она хотела стать незаменимой для мужчины, который никогда не испытывал необходимости в другом человеке как таковом, и потому выстроила вокруг него империю. В сердце женщины он не нуждался, в объятиях и поцелуях тоже. Зато ее деловой талант, циничные приемы, которыми она овладела в беззаконном городе, были незаменимы. И это стало даром ее любви.
И у Клары был дар любви. Не к мужчине — ко всему городу. Она хотела спасти его от моря. Хотела вернуть его сыновей: матерям — мальчиков, женщинам — мужчин, детям — отцов.
О, она знала. Шторм никогда не прекратится. Снова и снова она опускала руку в воду и искала Карлу. Каждый раз, продавая корабль или отправляя его на стоянку, каждый раз, когда Марсталь терял еще одно судно, каждый раз, когда верфь лишалась заказа от городских судовладельцев, каждый раз, когда молодой человек выбирал сухопутную профессию, каждый раз, когда число мальчиков из Марсталя в Навигационной школе уменьшалось, — каждый раз она словно нащупывала Карлу в темных водах и вытаскивала ее на поверхность.
Она видела, как убывает вода. На секунду чувствовала, как уходит внутреннее давление. Мечтала о земном шаре, на котором отступят моря, а земля поднимется, чтобы предоставить людям дом, где они могут быть вместе, папа, мама и дети, вместе навек.
— Вот он, твой шанс, — сказал Маркуссен, когда они прощались в последний раз.
Он имел в виду войны в Испании и Азии. Для него то, что тысячи людей убивают друг друга, было хорошей новостью. Росла потребность в грузоперевозках по морю, нужда в кораблях была острой, как никогда.
Но не в ее пароходах. Они стояли неподвижно, с холодными двигателями.
Теперь она начнет действовать. Не упустит шанса. Но не станет посылать свои корабли для участия в стяжательской оргии, пока утопающие барахтаются в их кильватерах.
Клара пошла в контору и проверила цены. Они соответствовали ее ожиданиям. Когда растут фрахты, растут и цены на корабли. Время продавать. Десять лет назад она купила пароходы у вдов, тогда рынок упал и все несли потери. А теперь можно продать их с большой прибылью, и она знала, как отреагируют марстальские предприниматели-мужчины.
— Черт меня побери, — скажет один.
А прочие согласно закивают, неохотно выражая признание. Вот и вся похвала. Но и такую Клара примет как дань своим талантам. Они тут думали, что ее мозг, как и мозг любой женщины, замкнуло, когда дело коснулось прибыли, и что пароходы стояли в бездействии исключительно из-за отсутствия у нее деловой хватки. Теперь все увидят, что в действительности это было холодным расчетом.
Но будут и другие, те, кто придерживается иной точки зрения. Те, кто сочтет, что город лишили последнего куска хлеба, и они-то будут ближе к истине.
А не забирала ли она больше, чем давала?
Что останется в Марстале, когда она продаст пароходы? Горсточка шхун со вспомогательными моторами, переделанных в кечи, годящихся только для местных перевозок по Балтийскому морю, ну, может, с редкими заходами в Северное. Круг замкнулся.
Город вернется в ту же точку, где начинал более ста лет тому назад.
Море проиграет. Не будет больше жертв его безжалостному величеству.
А кто же победитель?
Победителями станут женщины.
А может, все пойдет так, как на то намекал Маркуссен? И мужчины примутся искать места в судоходных предприятиях за пределами острова и пропишутся на краю света?
Неужели это никогда не закончится?
IV
Конец света
То, что происходило, было концом света.
Он попал на другую планету или очутился в неизвестном будущем. Впрочем, где бы это место ни находилось, оно двигалось навстречу своей гибели.
Кнуд Эрик не сомневался, что умрет, и закрыл глаза.
И тут он понял. Это происходило во сне. Но не в его сне.
Он попал в чужой сон.
Ему было семь лет, он сидел на банке ялика Альберта Мэдсена, они входили в порт Марсталя на веслах. Кнуд Эрик снова слышал рассказ старика о сером корабле-призраке, о больших круглых сооружениях — они пылают под ночным небом, освещенным ослепительными белыми фосфорными вспышками, а воздух вокруг дрожит от взрывов бомб и обрушения зданий.
Вот где он был. Во сне старика.
Кнуд Эрик снова открыл глаза и увидел то, что Альберт Мэдсен видел более двадцати лет назад, и впервые понял, что сны Альберта были пророческими, и то, что ребенку казалось сказкой, для старика являлось кошмаром.
«Это лучшая из твоих историй», — сказал он тогда. А теперь сам стал ее героем. Конца истории он не слышал. Но сейчас она завершится, а финалом станет его собственная смерть.
Он увидел, как «Штука»
[49] пикирует на корабль и сбрасывает бомбу. Время остановилось, Кнуд Эрик следил за падающей бомбой. Он успел подумать, что, прежде чем с убойной силой детонировать в машинном отделении, она пройдет сквозь серую трубу. Все его мышцы напряглись. Он приготовился к объятиям смерти.
Сейчас!
Бомба с всплеском исчезла в реке в нескольких метрах от борта. Он неверно оценил траекторию. Мышцы не расслаблялись. Он ждал: вот-вот появится столп воды, судно даст внезапный крен, стальные листы лопнут под давлением и река устремится внутрь. Ничего не случилось. Бомба не взорвалась.
Ждем следующей.
Шум стоял оглушительный. Два нефтяных резервуара на северной стороне Темзы были охвачены пламенем. Из океана огня раздавалось неудовлетворенное рычание, как из пасти Фенрира, рвущегося с цепи, чтобы пожрать весь мир. Черный дым вздымался как кулак, угрожающий далеким звездам, и они гасли одна за одной, пока ночь и ядовитые клубы не слились воедино. Под покровом тьмы полыхал свет, словно само солнце сбили с небес и оно в последний раз вспыхнуло среди разбомбленных нефтяных резервуаров.
Весь Саутенд был в огне. Окна многоквартирных домов пылали заревом пожара, огонь поднимался от крыш, похожий на странную, обезумевшую растительность, стремящуюся поглотить саму землю, которая ее питает. Доки дрожали в смертельных судорогах, словно где-то в их нутре зародилась цепная реакция разрушения и теперь с неодолимой силой распространялась наружу.
В районе зенитных батарей на тех крышах, что еще не были охвачены огнем, возникали яркие вспышки. С кораблей на середине реки тоже стреляли. Совсем рядом тарахтел старый пулемет Льюиса, установленный на борту «Данневанга» несколько месяцев назад. Четверо членов команды прошли подготовку по применению оружия на английском флоте. Он и сам был одним из них. Очень скоро стало ясно, что пулемет времен Первой мировой бесполезен для защиты корабля. Но у него была другая, более важная функция. Он был лучше виски, лучше молитвы, даже если кто-то еще вспоминал о молитве: какое божественное спокойствие разливалось по жилам того, кто держал его в руках, хоть за его услуги приходилось платить дорого. Раскаленный металл обжигал ладони. Прерывистый треск оглушал. Но хотя бы на миг ожидание заканчивалось.
