Не любила она эту Веткину подружку, давно, еще со школы. Вертихвостка. И как в медицинский поступила? Поди, по блату, отец ее преподает в каких-то университетах. Жениха у Веты отбила, двух лет с ним не прожила – развелись. И что-то очередь не стоит из новых, так и живет при родителях. И только Вету сбивает: то выставка какая-то, надо на морозе три часа в хвосте маяться, то волосы покрасить подбила, мол, оттенок тусклый, а теперь вот – тряпки заморские. Не понимает она, что у Веты семья, заботы…
Инженерские мужнины деньги да ее школьная ставка плюс мамина пенсия, в общем, жили «как все». Деньги лежали в железной коробке из-под Павликова новогоднего подарка с какой-то елки, вот и брали. Откладывали на стратегические нужды: ремонт на даче, пальто зимнее, отпуск. Гора кофточек, небрежно раскиданная по дивану, ошеломила Вету, но Дед Мороз с коробки смотрел строго, хоть цены были не намного выше, чем на угрюмый трикотаж в магазине «Весна». Все развеселились, потому что надеть ничего на загипсованную руку было нельзя – пришлось ограничиться прикладыванием и кособокой примеркой. Права, права была Надюша – Вета поняла, как давно не чувствовала себя женщиной! Балетная худоба, рядом с которой она казалась коровой сорок шестого размера, порхающие руки, небрежно копошащиеся в ворохе сокровищ… В конце концов, муки выбора сосредоточились на бирюзовой водолазке и салатовом джемпере с легким люрексом. Конечно, водолазка практичней, но джемпер так идет к глазам! Надюша не выдержала:
– Бери обе, я заплачу, вернешь, когда сможешь.
У лифта Вета смущенно попросила:
– Возьми джемпер пока к себе, я не хочу…
– Ладно, чего объяснять. За семейное счастье приходится расплачиваться, – съязвила Надюша.
Не нравилось ей, как дети живут. То есть они не ругались, Миша не пил, зарплату всю приносил, с ребенком играл, Вета дом содержала в чистоте, но по всему видно было: счастья нет. То ли дело они с покойником Коленькой: сядут, бывало, на диван, обнимутся и молчат – слов не надо было. Скоро два года как ушел – что такое пятьдесят четыре, смешной возраст для мужика…
Бабушка без конца читала Павлику сказки. Он, как все дети, хоть и знал книжку наизусть, требовал еще и еще. Особенно любил «Царевну-лягушку», чем непонятнее, тем интереснее: «Смерть Кощея на конце иглы, игла – в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце, заяц – в ларце. А ларец на вершине старого дуба. Дуб растет в дремучем лесу…»
И не могли они тогда знать, что осталось ей жизни несколько месяцев, что смерть ее, как в той сказке, на кончике иглы…
Репетиция страха
1985
Как же она устала за эти дни! Вета видела, что другие воспринимают эту поездку чуть ли не как праздник, во всяком случае, как приключение – нарушение рутинного течения будней, новый пейзаж, новые лица… Они – гости, все вокруг стараются угодить, показать город, накормить вкусно… А что до самой конференции, так потом напечатают доклады, можно и дома вникнуть, главное – свой с выражением прочитать, а он не раз отрепетирован, так что бояться нечего. Собственно, доклад всем отделом готовили, обсуждали, только начеку надо быть, если какой отличник местный или приезжий вопросы станет задавать.
А ей и вовсе отпуск: всего-то дел билеты раздать, документы командировочные и прочие бумаги оформить, программы заседаний да тезисы собрать. Вета вообще не понимала, зачем она нужна в этой поездке, в командировку ехала впервые в жизни и, честно говоря, побаивалась, хотя сотрудники подобрались симпатичные, непьющие. И только в крошечном после Москвы зале прилета, где их уже ждали встречающие с цветами, она прозрела: шеф отправил ее отдохнуть – это же поощрение, а вовсе не неприятность, как она сказала вечером Мише: «Представляешь, меня заставляют лететь в командировку, черт-те куда, в Курган – там наши в конференции участвуют. Вылет в среду, два дня заседания, а в выходные – еще какие-то экскурсии, но я договорилась, что утром в субботу вернусь. Так что вы с Павликом только три с половиной дня без меня будете».
И когда ее с почестями и сожалениями («как нам жаль, что вы не поедете с нами смотреть дома декабристов, но понимаем, семья – святое») посадили в такси и по разбитому узкому шоссе, разбрызгивая ноябрьскую грязь, машина двинулась к аэропорту, Вета готова была расплакаться от досады. Как давно, со студенческих лет, не испытывала она этой безответственной экскурсионной легкости: конфетку протянули с соседнего сиденья, за окном – дома, чужая жизнь… Зачем она решила уехать раньше, кому нужна ее жертва? Павлику? Мише? Вчера из гостиницы звонила домой, и Павлик с гордостью сообщил, что они с папой сварили «настоящий борщ». Вету кольнуло еще тогда – она, мол, готовит «ненастоящие», что ли? Глупо все… Настроение упало, погода была скверная, самолет задержали уже на два часа, хозяева звонили в справочную, обещали, что через час вылетит.
Здание аэропорта, похожее на большой грубо сколоченный сарай, стояло посреди поля и продувалось ледяным ветром так, что казалось, вот-вот зашатается, как домик Нуф-Нуфа и Ниф-Нифа из любимой Пашиной сказки. А когда Вета оказалась внутри, впору было запеть «Нам не страшен серый волк», потому что испугаться было чего.
Он заметил эту женщину сразу, как только она вошла, впустив поток сырого, промозглого воздуха, и усмехнулся: сейчас оглядится и ахнет… Пол в зале ожидания был покрыт черно-белым ковром хрустящей под ногами семечковой шелухи, которую усталая уборщица уже перестала подметать. Детский плач, резкие мужские голоса и перекрывающие все это гортанные женские выкрики. В глазах пестро от ярких юбок и платков.
Вета остолбенела в двух шагах от входа. Куда она попала? В этот момент ей под ноги бросился цыганенок, дернул за рукав: «Тетя, конфетку дай!» Она отмахнулась, но подскочили еще две девчонки, и вот Вета уж в плотном кольце. А тут и неспешно подплыла, шурша каскадом юбок, толстая цыганка: «Погадаю, красавица».
Он понял, что пора действовать. Подошел решительно, отогнал всех:
– Простите, что вмешался, но я вижу, что вам не справиться. – Он наслаждался ролью спасителя, женщина оказалась молодой, симпатичной и смертельно напуганной. – Они тут уже три часа, целый табор, наверное, – вон что натворили. Я спросил в кассе – с паспортами и билетами – не выгонишь.
Вета перевела дух:
– Спасибо, я и не знала, куда бежать, только сумку к себе прижала, чтобы не вырвали. Ничего себе история. Они, что же, в Москву летят?
– Да, другого самолета сегодня нет, так что мы проведем три часа в хорошей компании.
Хрипящие звуки, только отдаленно напоминающие человеческую речь и едва слышные за веселым многоголосьем, оказались приглашением на посадку. Вета села у окна, а от прохода ее отгородил все тот же спаситель.
«Вот тебе и приключение: он, она и табор цыган». Он впервые за эти дни повеселел: выкрашенные унылой грязно-бурой краской стены, неповторимый запах больничной столовой, мерное постукивание костылей по линолеуму, пижамы, халаты, прокуренные лестничные площадки, объявление «Лифт поднимает только бедренников», вонючий сортир в конце коридора, тесные палаты, древние кровати с продавленной панцирной сеткой… И это – прибежище самой передовой медицинской технологии! Правда, рядом для профессора Илизарова строится новый корпус, но когда это будет. Да еще поди доберись, больница на краю города: автобус два раза в час без всякого, разумеется, расписания.
