– Ча-ча-ча и только ча-ча-ча, – пропела она, покачивая бедрами.
Кстати, а куда подевался кот? Несмотря на потоп, он так и не постучал в стекло. Жаль, сегодня она бы, может быть, открыла…
В понедельник Элиза проснулась в прескверном настроении. Ей предстояло перечитать свой перевод – самая скучная часть работы – и сообщить агентству-работодателю, что она сдаст текст с недельным опозданием.
На террасе, с чашкой кофе в руке, она склонилась к экрану.
– Где же он?
Как она ни гоняла кота, она к нему привыкла. Без него и квартирка казалась мрачнее, и лужайка безобразнее. Конечно, она сама хотела, чтобы он ушел, но встревожилась, когда ее желание вдруг исполнилось.
Встав из-за стола, она пересекла сад, пролезла через изгородь там, где смыкались кусты бирючины и лавра, и с трудом, вся исцарапавшись, выбралась на другую сторону.
– Киса!
Никакой реакции. Впрочем, кот никогда не отзывался на свою кличку. Да и клички у него не было.
– Кис-кис-кис!
Элиза решилась обойти лужайку снаружи, чего еще никогда не делала. Она заглядывала под каждый кустик, ожидая, что оттуда выскочит кот.
Ничего.
Неужели он сменил территорию?
Она возвращалась к своему дому, когда заметила подозрительный комок на соседней дороге, словно клубок черной шерсти. Она поспешно подошла. Кот лежал на асфальте, бок разодран, кишки наружу, шерстка перепачкана бурой кровью. Оцепеневший, с мутными глазами, он жалобно постанывал в агонии.
Элиза не стала медлить. Она побежала в дом за подносом, застелила его полотенцем, вернулась к дороге, осторожно положила на него кота и кинулась в ветеринарную клинику, которую видела по дороге в тюрьму.
Когда она вошла, секретарша, оценив ситуацию, срочно вызвала ветеринара и его ассистентов.
Кота уложили на хромированный стол.
– Его покусала собака, – определил ветеринар. – Жестоко. Злобно. Гадко. Невероятно, что он еще дышит…
– Можно что-то сделать?
– Вряд ли.
– Прошу вас!
– Я, конечно, могу его оперировать. Но это дело долгое и без гарантии результата.
– Прошу вас, попробуйте!
Она сорвалась на крик. Он добавил сочувственно:
– Это дорого обойдется.
– Попробуйте! Пожалуйста… Я заплачу.
Ветеринар и его ассистенты заключили, что обращаются к хозяйке, всем сердцем привязанной к своему животному, и проворно понесли кота в операционный блок. На самом же деле Элиза смотрела на кота, на его разодранные мускулы, перекушенные сухожилия, распоротый клыками живот, и думала о Лоре, чья плоть была точно так же истерзана.
Во вторник в восемь часов она пришла в клинику, как ей и было сказано.
– Ну как?
Ветеринар почесал ухо.
– Я убрал кишки, зашил мышцы и кожу. Мы колем ему антибиотики, чтобы избежать инфекции.
– Значит, он спасен?
Ветеринар откашлялся:
– Я сделал все, что мог, как вы просили. Но не могу вам обещать, что он выкарабкается. Слишком много потрясений: драка, раны, операция. Он очень слаб. Очень. Он еще не очнулся. Мы кормим его через зонд. Уход у нас хороший. Кстати, как его зовут? Мы бы произносили его имя для стимула.
Элиза опустила глаза, замявшись, потом ответила уверенно:
– Киса.
– Как?
– Его зовут Киса. Неоригинально, согласна. Его уже так назвали, когда отдали мне.
Она ушла.
В среду ветеринар был настроен менее оптимистично.
– Он приоткрыл глаза, но не двигается. Ему очень больно, несмотря на морфий. Если я увеличу дозу, он рискует… вы понимаете.
– Конечно.
Он взял руки Элизы и крепко сжал их в ладонях.
– Не хочу впадать в пессимизм, мадам, но советую вам приготовиться к худшему. До завтра.
Четверг не принес хороших новостей, пятница тоже. Ветеринарная команда, несмотря на все усилия, теряла надежду.
– Ближайшие двадцать четыре часа будут решающими. Приходите завтра. Только не с утра, я оперирую.
– Хорошо. Я приду после…
Элиза чуть не сказала «после тюрьмы», но прикусила язык. Она заключила, как запирают дверь на замок:
– Завтра в четыре.
– Хотите увидеть Кису?
– Что?
– Я думаю, вам хочется погладить Кису, поговорить с ним…
Она запаниковала. «Кису»? Произошло какое-то недоразумение: она не была хозяйкой кота, она этого кота не любила, больше того, ненавидела. Она подобрала его и принесла сюда из… человечности. Чтобы не вести себя как равнодушный негодяй, убийца, и ничего больше. Вопрос благопристойности. Чего, в конце концов, от нее ожидали? Что она выбросит умирающего кота на помойку? На помойку? Как… Образ Лоры взорвался в ее мозгу. Почуяв опасность, она вся сжалась и бросила на ветеринара панический взгляд.
– Нет, спасибо, не сейчас.
В субботу в три часа Элиза и Сэм встретились в комнате для свиданий со стенами цвета яичной скорлупы.
Впервые они разговаривали запросто, непринужденно, о погоде, о политике, о тюрьме и надзирателях… Оба достаточно поднаторели, чтобы знать, что главное притаилось за успокаивающими пустяками; они дали друг другу передышку. Сэм расслабился и щелкнул суставами пальцев с сухим звуком раскалываемого ореха. Элиза совершила ошибку: она рассматривала руки здоровяка, лежавшие плашмя на столе. Вялые, обмякшие, почти мертвые, они состояли из коротких волосатых фаланг с бледными, неровными, плохо остриженными ногтями. Вдруг по ним пробежал спазм. Они выгнулись, как пантера, готовая к прыжку. Элиза оцепенела.
Эти самые руки нанесли удар Лоре, руки убийцы! Подкатила тошнота, она прижала ладонь ко рту, завтрак просился наружу, ей хотелось бежать без оглядки.
– Нехорошо? – спросил Сэм с неподдельным участием.
Элиза подняла голову, уставилась в его зрачки и, хотя глаза Сэма были не лучше его рук, совладала со своим отвращением.
– Ничего страшного. Что-то съела, и…
Чтобы поддержать тему, Сэм описал ей жалкую баланду, которой его кормили здесь, выдав подробную хронику тюремной кухни. Элиза оставила без внимания этот монолог, в ходе которого, однако, пришла в себя. Она перебила его:
– На прошлой неделе, Сэм, ты сказал нечто важное. Ты признался мне, что женщины тебя бросили. Твоя мать. Мадам Вартала.
– Это же ясно, разве нет?
– Дважды. Ты уточнил, что каждая бросила тебя дважды. Это уже не так ясно…
Он снова захрустел пальцами. Она настаивала вкрадчиво:
