Вот и выходит, что ему этот Карла поперек глотки встал. Хм. Или все же права молва и все беды от Карпова, которому шведский король не может простить позора с Нарвой. Поговаривают, если вернуть шведам их город и земли, да отдариться деньгой, то все тут же станет по прежнему.
Мол жили же раньше со шведом мирно и в ус не дули. Даже за море с товаром хаживали. Швед он конечно притеснял, не без того, но и не так чтобы все страшно. Опять же, тем кто торговал с приходившими в Псков иноземными купцами и вовсе сложностей никаких. Купил на ярмарке, переправил в Москву, иль куда дальше и продал с прибытком. Доставил в Псков, и продал иноземцам. Хорошо ведь было. И чего это Карпову вдруг вздумалось задирать Карла?
От мыслей о боярине и подсчетов его отвлек лай собак. Не привычный брех, на посторонних, а именно лай. Потом короткий визг. Один, второй, третий и все. Повисла гнетущая тишина. Купец тут же бросился к сундуку в котором хранил оружие. А то как же, торговому люду безоружными отправляться в путь никак нельзя.
Со двора послышалась возня. Брань. Звон битого стекла. Грохот чего-то тяжелого. Что уронили вот так сразу и не понять. Стук распахнувшейся двери. Женский вскрик. Похоже супруга его, Марфа. А вот это уже возмущенно и зло выдал сын. Впрочем его крик тут же оборвался.
Оба пистоля в руках с уже насыпанным на полки порохом. Их за кушак. Туда же здоровый тесак. С сабелькой как-то так и не сподобился. А вот этим ухорезом очень даже споро получается. Подхватил мушкет, сыпанул на полку порох, кресало на место, курок взвести.
За дверью послышались шаги, и Кучеренко вскинув приклад к плечу, взял вход в комнату на прицел. Кого бы там не принесло, он был готов драться до последней возможности. Правда при этом недоумевал, как такое могло случиться. Откуда в Пскове такая наглая разбойничья ватага, что позволяет себе нападать на купеческую усадьбу.
Карпова и его паука конечно все поминают недобрым словом. Вот только все признают что в городе стало куда как тихо. Да и по округе разбойнички не шалят. Ни свои, ни пришлые. Кто поглупей и решился выйти на большую дорогу, тех повывели. Кто поумней, подался прочь с Псковских земель.
— Анатолий Федорович, ты никак решил тут пальбу устроить. Так повремени малость, — послышался из-за двери знакомый голос.
— Кузьма Платонович?
— Я и есть, — подтвердил Овечкин. — Как видишь, не тати к тебе припожаловали. Как противиться не станешь, большего урона, чем уже причинили тебе не доставим.
— А за каким лядом вы здесь.
— Не юли, Анатолий Федорович. Нешто ты думаешь, я вот так без царя в голове хаживаю в гости посреди ночи. Раз уж пожаловал, то и игре твоей конец.
— В толк не возьму, о чем ты говоришь.
— А ты оружие в сторонку отложи, да присядь за стол. А там и поговорим. Глядишь к чему и придем к общей выгоде. Ну послужил одним, теперь другим послужишь. Дело-то житейское.
— О чем это ты?
— Вот же надоел. Коли опасаться нечего, так и вовсе не переживай. Нешто припомнишь, чтобы боярин кому вред попусту причинил. И помни, жена твоя и сын единственный у нас в руках, и случись, что, так мы сомневаться не станем.
— Заходи, — спуская курок и опуская ствол мушкета, потерянно произнес купец.
Вот только в комнату вошел вовсе не Кузьма, а ворвались два добрых молодца крепкого сложения, и невероятно проворные. Не успел Кучеренко и глазом моргнуть, как уже был скручен и лишен всего оружия. А там, со связанными за спиной руками усажен за стол.
— Ну здравствуй поближе, Анатолий Федорович, — присаживаясь напротив него, поздоровался Кузьма.
— Не стану я тебе желать здравия. Почто в дом ко мне как тать ворвался?
— А как же к тебе еще-то хаживать в гости, коли ты козни устраиваешь и через них дюжину ближайших дружинников боярина Карпова побили.
— О чем ты толкуешь? — Искренне удивился купец.
— А ты не ведаешь? — Ерничая, поинтересовался Кузьма.
— Да Богом клянусь, в толк не возьму о чем речь.
— Ишь ты. Поди и крестным знамением себя обмахнул бы, кабы руки не были связаны?
— Уж не сомневайся.
— А как крестился бы, а Анатолий Федорович. По православному обычаю иль по латинянскому.
— Ты это о чем тут толкуешь!? — Возмутился купец.
— Ну так ты же в годы младые в Вильненском коллегиуме учился. А там вестимо, нашего брата сманивают в латиннскую веру. И те кто духом слаб, поддаются уговорам да посулам.
— В коллегиуме учился. В латинянскую веру склоняли. Пороли чуть не каждую неделю. Да только я как был, так и остался православным. Оттого по сей день у меня на спине зарубки от той науки.
— Складно, Анатолий Федорович. Очень складно. Да только ты лучше не упорствуй. Глядишь договоримся еще. А не договоримся, ты что же думаешь сам через дыбу на плаху пойдешь? И семью твою туда же препроводим.
Нет, не наглое поведение подручных боярина убедили Кучеренко в том, что все происходящее тут более чем серьезно. И не слова Кузьмы. А то, как он это сказал. Равнодушно. Так словно говорит уже и не с человеком. Вот именно в этот момент купец и испугался по настоящему. Но надо отдать ему должное, не за себя.
— Кузьма Платонович, тащи меня на дыбу. Веди вместе со мной моего приказчика, от коего у меня тайн никогда не было. Но только заклинаю, семьи наши не тронь. Не ведаю о чем ты тут толкуешь. И о том, что на боярина покушались только от тебя услышал. И доказать я могу только то, что как был, так и есть православный. Глянь нательный крест и убедись сам.
Кузьма не стал тушеваться и протянув руку выпростал из под рубахи серебряный православный крестик. Оно может и не врал. Да только иезуиты эти ничем не гнушаются. Ради достижения своей цели могут и православными священниками прикинуться. Им подобное их Папа позволяет. Так что, данное обстоятельство не породило у Овечкина даже тени сомнения. В этом деле он куда больше верил самому себе.
Эт-то еще то такое?
Кузьма взглянул на одного из двух бойцов, находившихся в комнате. Звук такой, словно уронили что-то. Что-то очень похожее на человеческое тело.
— Кому-то неймется. Я гляну, — пожав плечами и не выказывая волнения, ответил мужчина в черном одеянии и повязанном на лицо черным же платком.
Вышел за дверь. Послышались шаги по коридору. Вот они уже на ступенях. Скрип доски. Вроде ничего особенного. Поэтому Кузьма решил вернуться к разговору с ничего не понимающим купцом. Нужно же его вразумить и наставить на путь истинный. И лучше бы без следов насилия. Чтобы ни у кого и тени подозрения не мелькнуло.
Не прошло и минуты, как вновь послышались шаги вышедшего подручного. А точнее все же десятника. Не иначе как навел порядок среди своих подчиненных и направляется с докладом к начальству.
Все изменилось буквально в доли секунды. Стоявший у купца за спиной боец вдруг заскреб торчащий из его груди нож и с болезненным вздохом осел на пол. Кузьма хотел было подскочить, но тут же осел, лишившись сознания. Мешочек наполненный песком никому здоровья не добавляет.
