Тогда матросы велели присутствовать на похоронах настоятелю Свято-Николаевской карантинной церкви отцу Ионе. Его предупредили, что если он откажется сопровождать похоронную процессию, то труп Вакуленчука отнесут к подножию памятника Екатерине II, после чего начнется обстрел Одессы из орудий «Потемкина».
Это был самый настоящий шантаж, и отец Иона вынужден был уступить и согласился отпеть убитого у могилы. Речь отца Ионы у могилы не слишком понравилась матросам Он сказал им следующее: «Вы, братцы, стоите перед гробом, в котором видите жертву своего ожесточения, плод вашего противозаконного отношения к службе…»
После отпевания в церкви траурная процессия двинулась по городу. Как писал участник восстания Зиновьев, потемкинцы считали, что похороны по православному обряду будут способствовать сплочению восставших матросов с широкими массами пролетариата, «среди которых тогда были сильны религиозные предрассудки, и многие еще не допускали мысли о похоронах без участия попа». Так что искренности в церемонии особой не было, да и особого сплочения не получилось. Одесситы поглазели на процессию и разошлись.
Одна из самых популярных легенд потемкинской истории — это легенда о грандиозных похоронах Вакуленчука в Одессе.
Начало этой легенде положили левые газеты, которые преследовали при этом свои конкретные цели. Описание похорон из газеты «Пролетарий»: «Гроб в серебряном катафалке, окруженный двенадцатью матросами, с попом во главе и хоругвеносцами, двинулся медленно по Преображенской. За гробом шла толпа, постепенно увеличивавшаяся в конце Преображенской, тысяч в пятнадцать. На окраинах присоединилось еще тысяч пять. Балконы были усеяны народом так же, как и прилегавшие улицы. И особенно много было рабочих на окраинах города… Шли стройно, без песен и без знамен…» Над могилой набежавшие ораторы говорили страстные речи. Разошлись при возгласах: «Долой самодержавие!»
В советские время главным популяризатором легенды о массовости похорон Вакуленчука стал уже знакомый нам К.И. Фельдман, который написал в своих воспоминаниях, что похороны Г.Н. Вакуленчука «вылились в грандиозную демонстрацию. Тридцать тысяч одесских рабочих вышли провожать тело павшего в бою героя». Вторят Фельдману и некоторые потемкинцы. В частности, минно-машинный квартирмейстер И.А. Лычев также «воспоминал», что «похороны Вакуленчука превратились в грандиозную революционную демонстрацию» и что за гробом «сплошной стеной» шла «многотысячная процессия рабочих и трудящихся Одессы». Об этой же «бурной», «мощной» и «грандиозной» демонстрации писали вслед за ними и советские исследователи истории восстания С.Ф. Найда, Р.М. Мельников, М.А. Столяренко, каждый увеличивая и увеличивая масштабы народной демонстрации почти до вселенских размеров.
На самом деле никакой демонстрации не было и в помине. Как оказалось, о столь грандиозном мероприятии ничего не знала городская полиция, та самая, которая, по воспоминаниям «очевидцев», испуганно пряталась в подворотнях от всенародного гнева. По свидетельствам очевидцев, в похоронах Вакуленчука участвовало несколько десятков человек и почетный караул из двенадцати невооруженных матросов. По другим свидетельствам, матросы были вооружены. Из воспоминаний И.И. Капниста: «…пара гнедых, запряженных в катафалк, за ней матрос-горнист и отделение матросов без лент. Слава Богу, “георгиевскую” сняли, но с ружьями и амуницией. Не было ни приветствий, ни других выкриков. Матросы шли молча и, видимо, смущенные».
Здесь Капнист упоминает георгиевские ленты, которые носили на бескозырках матросы Черноморского флота, в отличие от обычных черных, которые носили балтийцы. Георгиевские ленты были пожалованы черноморцам за подвиги в Крымскую войну 1853—1956 года императором Александром II. Факт того, что на похоронах матросы сняли даренные царем почетные ленты, весьма примечателен.
Из письма Иллариона Короленко своему брату, известному писателю Владимиру Короленко: «Из-под моста выехала колесница с гробом, предшествуемая священником, фонарщиками и прочими аксессуарами, а впереди и сзади человек по 15 матросов с “Потемкина”. Было только еще несколько человек штатских…»
Обратимся к воспоминаниям стоящего вне всякой политики и вне всяких группировок поэта А. Федорова. По его воспоминаниям, во второй половине дня 15 июля, проходя по Гаванской улице, он столкнулся с весьма странной процессией, поднимающейся из Карантинной гавани. Федоров пишет: «Запыленные матросы, всего человек восемь—десять, шли за гробом, поставленным на дроги. Некоторые были одеты в матросские куртки, а один из них был в желтом замазанном дождевике. Позади этой странной процессии ехала карета, а в ней за стеклами виднелись какие-то совсем чуждые этой компании физиономии и опять-таки — матросская куртка».
Вопрос о том, кого же все-таки хоронили в тот день, рабочего или матроса, думается, теперь уже вряд ли когда-либо будет разрешен. Вакуленчук или Омельчук, матрос или рабочий… А может быть, не столь торжественно хоронили какого-то другого матроса, погибшего во время мятежа
Можно предположить, что и «чуждые физиономии» — это, скорее всего, представители все того же загадочного Комитета, о котором писал журналист Орлицкий. Поэтому нет ничего странного, что именно они и «курировали» захоронение теперь уж точно невостребованного загадочного тела.
Любые измышления, размышления вокруг темы проводов покойника, похорон всегда вызывают мерзкие, брезгливые ощущения, а в нашем случае даже сатанинским душком отдают, поэтому, если кто и посчитает кощунственной мою версию с конкретной историей похорон, — я готов выслушать более убедительные аргументы по конкретному сюжету.
По прошествии ста с лишним лет, когда отошли в мир иной все свидетели тех давних событий, мы вправе принять к сведению и информацию этой статьи-агитки анонимного автора, и воспоминания А. Федорова, фигуры достаточно известной в Одессе 20-х годов.
Несмотря на очевидную ложь, версия о «массовой» и «политической» демонстрации вошла в многотомную «Историю СССР», Большую советскую энциклопедию и другие издания.
Однако трансформация обычных похорон в массовую демонстрацию была совсем не случайной, а имела под собой серьезную политическую подоплеку. Эта подоплека связана с пересмотром в советской литературе роли в восстании матросов Вакуленчука и Матюшенко. Дело в том, что откровенный садист, убийца и террорист Матюшенко при всем желании не вписывался в образ классического героя революции. По этой причине предпочтение в «геройстве» было отдано Вакуленчуку. Последний был для этого очень удобной фигурой, так как был убит в самом начале восстания и в силу этого еще ничего не успел натворить такого, что огорчило бы историков революции, а наоборот, стал героем-мучеником.
Именно поэтому именно Вакуленчук был посмертно возведен на все мыслимые и немыслимые пьедесталы. Он посмертно стал и одним из организаторов Севастопольской матросской Централки, и руководителем социал-демократической организации «Потемкина», он стал великим матросским вожаком, верным большевиком-ленинцем и, конечно же, истинным вдохновителем и руководителем восстания. Лидирующее положение в руководстве восстанием Вакуленчука всегда особо подчеркивалась нашими историками фактом его гибели от рук офицера.