– Это тебе, – настаивала она.
Мы возвращались в Уинчестер, заднее сиденье было завалено пластиковыми сумками. Рука моя по-прежнему ныла. Но я отмахнулась от нее и стала думать о вечеринке, которую мы устроим вечером дома. Я была счастлива, что написала этот экзамен. Сегодня я хотела радоваться жизни.
Себ, Софи и ее бойфренд остались у нас после моего дня рождения. Мы спали в моей комнате. Софи храпела так, что не давала нам заснуть.
Мы с Себом не спали.
– Это тебе. – Себ протянул мне маленькую сумочку. В ней лежало серебряное плетеное кольцо.
– Тебе нравится? У меня нет опыта, я не привык покупать девушкам подарки.
– Нравится… И ты мне тоже нравишься, – прошептала я.
– Я буду скучать без тебя. Неужели ты вправду собралась в Америку?
– Да, если у меня будут хорошие результаты, – солгала я, держа его за руку. Софи опять захрапела. – Да, я собираюсь в Америку.
Жизнь прекрасна.
Семнадцать. «Мне больно, мама»
Февраль 1992 года. Джим Курье победил Стефана Эдберга на Открытом чемпионате Австралии. Моника Селеш стала первой ракеткой мира среди женщин.
– Ма, у меня болит большой палец.
Она посмотрела на мою руку.
– Я не могу крепко держать ракетку. – Я сжала руку в кулак и снова раскрыла. Описать ощущение было трудно – вроде бы не больно, но какая-то слабость. Я потерла ладонь.
– Небольшой ушиб, но без гематомы, – заключила мама. – Где ты могла удариться?
Я вдруг вспомнила вчерашнее происшествие. У нас не было ключа, и Себ помог мне залезть в окно моей спальни – а оно на втором этаже. Тогда-то я и ушиблась. Вот оно что. Я улыбнулась, вспомнив, как мы хихикали, когда я стояла у него на плечах, и он чуть не уронил меня.
– Не знаю. Я пойду в клуб и постучу по мячу. Посмотрим, могу ли я играть.
– Хорошо, но если будет больно, лучше побереги руку.
– Да, мама, – ответила я таким тоном, который подразумевал – хватит ворчать, жалко, что я вообще пожаловалась тебе.
Мы приехали в клуб. Я увидела, что моей партнерше по парной игре не терпится выйти на корт. Но она меня не заметила, и я быстро прошла за клуб, чтобы постучать мячом в стенку.
Расчехлила ракетку. Все-таки держать ее было трудно, значит, играть я не смогу. Я прислонилась к стене и осмотрела ладонь. Я действительно повредила ее, и надо бы ее поберечь. Но и оставаться без призовых денег мне не хотелось.
Когда я возвращалась в клуб, по громкоговорителю объявили наши имена. Я подошла к партнерше и сказала, что у меня что-то с рукой. Милая, заботливая девушка – она была сиделкой в больнице – посоветовала мне поехать в травматологию и там выяснить, в чем же дело. Мне показалось это лишним, ведь все было не так страшно. Но мама тоже настояла на этом.
В приемном покое травматологии царила лихорадочная суета, непрерывно звонили телефоны, люди входили и выходили, к зданию подъезжали «Скорые». Я злилась на себя, на свою глупость. Я еще ни разу не отказывалась от матча.
Детский плач, угрюмые лица, молодые и старые, кровь и бинты. У всех отчаянное стремление скорее попасть к доктору. Рядом с ними я показалась себе симулянткой. Ну зачем я буду отнимать у врачей время?
– Такая очередь… Мы просидим тут до вечера, – стонала я. В один из редких случаев, когда я обратилась к нашему терапевту с жалобой на оглушительную головную боль, он подозрительно посмотрел на меня и спросил: «Когда голова-то заболела? Когда пришло время делать в доме уборку?» – Мам, давай поедем домой. Мне уже лучше.
Мама игнорировала мое нытье.
Наконец меня вызвали. Я зашла в кабинку, и сиделка задернула за мной занавеску. Вошел доктор.
– Чем могу быть полезен?
– Ой, просто болит большой палец. Я не могу ничего держать, – небрежно сообщила я.
– Дайте-ка посмотреть. Вероятно, растяжение.
– Да, я тоже так думаю. Вчера я его оцарапала. Уверена, ничего серьезного.
Доктор наложил мне на руку тугую повязку, которую мне сразу же захотелось сорвать – так было неудобно.
– Не думаю, что у вас есть повод для беспокойства, но вы все-таки поглядывайте. Если боль не пройдет, приходите снова. Пока что я дам вам легкое болеутоляющее.
Мы вернулись домой. Я повеселела, легла на диван и стала смотреть телешоу «Слепое свидание».
На следующий день мой палец прошел, боль исчезла. Я отправилась в теннисный клуб и играла как ни в чем не бывало.
Минуло две недели. В семь утра я вбежала к родителям в спальню. Папа с мамой уже проснулись и пили чай.
– Что случилось? – спросила мама. – Элис, милая, что такое? Почему ты встала так рано?
– Запястье болит. Не могу пошевелить рукой, – ответила я. Слезы текли у меня по лицу. Боль была резкая, жгучая. Мама встревожилась, но не теряла спокойствия.
– Ничего-ничего, – ласково проговорила она, – ступай оденься. Поехали в травматологию.
Я старалась одеваться, не шевеля запястьем. Малейшее движение причиняло боль.
Та же травматология. Меня быстро приняли. Я сообщила доктору, что играю в теннис. Может ли боль быть как-то связана с этим? Он ответил, что не видит оснований для беспокойства, это, вероятнее всего, растяжение, но мне все равно надо показаться ортопеду, специалисту по кисти руки, и на всякий случай сделать рентген. Он позвонил по телефону.
– Это будет недолго. Мы пришлем вам направление.
На следующий день запястье вообще не болело. Зря я устроила этот переполох. У каждого время от времени что-нибудь да болит, правда ведь?
Мне снова позвонила тренер Петерсон.
– Привет, как дела? – спросила она.
– Отлично, – ответила я.
– Большое спасибо за видео. Я обсудила твою кандидатуру с другими тренерами и с радостью предлагаю тебе место у нас, Элис, при условии, что ты получишь необходимые результаты отборочного экзамена. Я охотно приму тебя в нашу команду.
Положив трубку, я немедленно позвонила Элен.
– Вот здорово! Умница. Уверена, мама с папой довольны.
– Да-да, мы все довольны.
– О, кстати, как твоя рука? Нормально?
– Да, да, уже все хорошо. Это было просто растяжение, что-то такое.
– Странно… Ну, тебе хотя бы лучше?
Я позвонила Софи. Потом Себу. Мне хотелось обзвонить всех знакомых и незнакомых. Себ сел на велосипед и поехал на корт – играть со мной в теннис. Вечером мы отпраздновали это событие, стащив у папы бутылку шампанского.
Наступил март. Я помогала Биллу в клубе тренировать взрослую группу.