Мы не собираемся обстоятельно рассматривать предпосылки и причины казачье-турецкой войны и затронули их, только имея в виду, что причины появления казаков у Босфора невозможно объяснить с «зипунной» или «государственной» (польской или московской) точек зрения, поскольку эти причины будут тогда выглядеть в первом случае просто как проявление казачьей стихии, а во втором — как выражение казачьего «злодейства». Вряд ли серьезный исследователь согласится с таким «глубоким» объяснением, обратив внимание на то, что «стихийность» и «злодейство» проявлялись на далеком Босфоре в течение долгого времени, упорно и систематически. Без сомнения, причины Босфорской войны следует искать не в разгуле стихии и не далеко за пределами казачьих сообществ, а в них самих, в их «местных» интересах и политике.
С этой точки зрения набеги на Босфор являлись логическим продолжением и следствием многолетней и упорной войны на море, которую, по имеющимся на сегодня данным, днепровское казачество вело с конца XV в. и донское — с первой половины XVI в. Но можно полагать, что и в море вообще, вначале в воды Северного Причерноморья, запорожцев и донцов «вытянула» логика событий.
Водные промыслы занимали весьма значительное место в занятиях предшественников и предков казаков, равно как и их самих
[6], и оба казачьих сообщества неслучайно образовались на двух великих водных артериях. Первыми известными видами хозяйственной деятельности раннего казачества являлись рыболовство и охота, дававшие ему основные средства пропитания. Источники очень рано фиксируют у казаков речные суда, а к концу XV в. днепровцы уже занимались рыбной ловлей в низовьях своей реки, выходили за рыбой в Черное море и ходили на судах за солью в Хаджибейский (Днепровско-Бугский) лиман.
Низовья Днепра и Дона в силу природных особенностей этих артерий и биологии их животного мира представляли особую ценность и наибольшие возможности для рыболовства, и нетрудно представить реакцию местных жителей, не покорившихся туркам и татарам, на произведенное впервые в истории этих мест перекрытие устьев рек османскими крепостями, армейскими подразделениями и кораблями
[7]. Турки, закрывая «низовцам» выход в море, пытались взять под контроль их жизнь и хозяйственно-торговые занятия, что не могло не вызвать ответные действия.
Вообще говоря, господство над устьями рек любой силы, которая была враждебна населению, проживавшему выше по течению этих же рек, очень часто провоцировало борьбу за речные устья и, следовательно, за выход в море, и еще сугубый материалист Карл Маркс считал ее «естественным следствием» такого положения дел
[8]. В сущности, замечал И.Е. Забелин, казачьи морские набеги — эта «борьба за «божью дорогу», за свободный выход на море» — являлись «нескончаемою народною войною с турками и татарами за обладание морскими и береговыми угодьями, без которых приморскому населению невозможно было существовать». Приведем здесь и мнение более позднего историка, который, говоря о турецком наступлении на Дону, начавшемся в XV в., характеризует антиосманскую борьбу казаков как «вынужденный ответ» и «акт защиты родной земли»
[9].
Османские черноморско-азовские опорные пункты, располагавшиеся на морском побережье или в непосредственной близости от него и являвшиеся важными политико-экономическими центрами новой властной системы, выступали в качестве организаторов набегов на казачьи поселения. И даже когда эти нападения осуществляли татары, наиболее мобильные в налетах, казаки знали, что за спинами нападавших стояла Турция. Крымцы, впрочем, это никогда и не скрывали. Наше государство, писал хан Девлет-Гирей I польскому королю Стефану Баторию в связи с казачьими действиями, «входит в состав империи его турецкого величества, и империя его турецкого величества — все равно, что наше государство; вред, причиненный его турецкому величеству, — все равно, что нам причиненный вред, и обратно»
[10]. Для того чтобы «достать» упомянутые опорные пункты, приходилось выходить в море, обеспечивая себе «явочным порядком», или, иными словами, силой, свободу мореплавания: казаки «Черное море… отпирали своими саблями».
У крепостей и позади них был османский флот, защищавший и связывавший их с Анатолией и Стамбулом. Именно там, за морем, находились жизненные центры империи, и для нанесения наибольшего урона врагу и осуществления наиболее эффективных ударов, которые давали возможность захватывать ценные трофеи, казаки должны были действовать на неприятельской территории. Чтобы ее достичь, надо было отрываться от северо-причерноморских берегов и быть готовым встретиться и сразиться с кораблями турецкого флота. Так начиналась морская война казачества с Османской империей.
Имея свою логику развития, именно она, эта война, сформировала предпосылки босфорских кампаний. Ее ход, возрастание ее накала, все большая активизация на Черном море казачьего военного флота, обладавшего всеми возможностями для успешных набегов на черноморские города и селения, военно-морское искусство казаков и их наступательная тактика, исходившая из принципа «лучшая оборона — наступление» (по выражению В.Д. Сухорукова, «системой их охранения были набеги»)
[11], — все это не могло не привести к перенесению военных действий от северо-причерноморского побережья к берегам Румелии, а затем и к Малой Азии и собственно Босфору. Можно сказать, что сами обстоятельства войны породили у казаков смелый стратегический замысел нанесения ударов прямо в «сердце» враждебной империи.
