Правда, при дальнейшем прочтении его книги выясняется, что кое-какая информация на этот счет все же имеется. Так, М. Барятинский добавляет, что «в результате кампании 1940 г. во Франции немцы захватили 704 танка «Рено» FT, из них только 500 — в работоспособном состоянии» (с. 364). Это — те самые «всеобщие дедушки» всех современных танков, которые были произведены еще во время Первой мировой войны. Они использовались для подготовки механиков-водителей и для охраны аэродромов. Имеется в упомянутой книге М. Барятинского информация и в отношении легких танков R35: таковых в руки Вермахта попало порядка 800 единиц (там же, с. 383). Использовались они либо для обучения танкистов, либо в качестве шасси для самоходок. Встречаются фотографии, на которых видно, что эти (и другие легкие трофейные) танки использовались и в качестве самолетных тягачей на аэродромах. На с. 388 своей книги М. Барятинский сообщает, что немцам досталось около 600 легких танков Н35 и Н39. Они весьма ограниченно применялись на Восточном фронте и более широко — для борьбы с партизанами в Югославии. Около 90 легких танков FCM36 использовалось немцами в качестве шасси для самоходных орудий.
Особый интерес представляет судьба самых «продвинутых» французских танков — средних S35 «Сомуа». 297 штук машин этого типа, доставшихся немцам, были несколько модернизированы (в частности, в их башни таки врезали люк) и применялись Вермахтом для борьбы с партизанами, для оснащения бронепоездов, а также на Восточном фронте (там же, с. 397). Активно использовали немцы и знаменитый «колоссус» — «непробиваемый» Char В 1bis. После победы над Францией они вернули в строй 161 танк этого типа, которые применялись со своим штатным вооружением, а также переоборудовались в самоходки, оснащенные 105-мм гаубицей, или превращались в огнеметные машины (60 штук). Последние применялись особенно широко, в том числе и на Восточном фронте (там же, с. 408). Получается, что в руки немцев попало не менее 2662 французских боевых машин, из которых лишь около 500 стали танками «первой линии», а еще 1500 были либо переоборудованы в самоходки, оснащенные чешскими, немецкими и советскими орудиями, применялись в качестве артиллерийских тягачей или использовались для охраны коммуникаций и аэродромов (отпугивали партизан и парашютистов). Некоторое количество трофейных танков и танкеток было продано союзникам Германии: особенно неравнодушными к французским трофеям оказались румыны. Сами немцы доставшееся им «французское наследство» оценивали невысоко. Вот что писал по этому поводу Г. Гудериан: «Материальную часть вновь сформированных по приказу Гитлера дивизий составляли главным образом французские машины. Эта материальная часть никоим образом не отвечала требованиям войны в Восточной Европе» («Воспоминания солдата», с. 193).
Если вычесть вышеуказанные 2662 «француза» из общего числа трофейных машин в 4930 штук, то останется 2268 единиц. Что это была за техника, сказать трудно. Какую-то часть могли составлять доставшиеся немцам танкетки «Рено» — «потомки» английской танкетки Carden-Loyd Mk.VI, послужившей прототипом для создания двух с половиной тысяч советских Т-27. Таких танкеток французы в 30-х годах выпустили 4896 штук («Танки Второй мировой», с. 368). А. Лобанов упоминает о «свыше 1200 бронированных тягачей R-UE», имевшихся в распоряжении Вермахта» («Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия Панцерваффе», с. 329). Указанные тягачи как раз и являлись теми самыми танкетками. Говорит А. Лобанов и о «свыше 300 бронетранспортеров Lorraine 37L» (там же). В таком случае количество еще неизвестных нам трофейных машин Вермахта в конце 1940 года снижается до примерно 768. Какая-то часть «гальдеровских» 4930 машин могла приходиться на бронетехнику, брошенную англичанами под Дюнкерком: например, легкие британские танки Mk.VI и пехотные танки «Матильда» (с одной передачей!). Скорее всего, всю эту технику — около 350 машин, по данным Л. Лопуховского и Б. Кавалерчика («Июнь 1941. Запрограммированное поражение», с. 437), или 600 единиц, по данным Д. Лемана, — немцы использовали в качестве неподвижных огневых точек на Атлантическом побережье или как мишени для учебных стрельб. По информации Л. Лопуховского и Б. Кавалерчика, лишь девять крейсерских танков британского производства использовались на Восточном фронте. Какое-то количество трофейного «неликвида» немцы могли просто переплавить. Понятно, что боевая ценность всего этого добра была в глазах военнослужащих Вермахта невысокой. Согласно А. Лобанову, минимум 1600 единиц — это ничем не вооруженные французские бронированные тягачи и транспортеры. Учитывать их в качестве танков еще более некорректно, чем советские артиллерийские тягачи «Комсомолец» и использовавшиеся в том же качестве танкетки Т-27 (советские «малютки» были, по крайней мере, вооружены пулеметом ДТ). Поэтому я смело вычитаю эту цифру из общего числа трофейных машин, «по Гальдеру» (4930), имевшегося в распоряжении Вермахта на конец 1940 года.
Вот итог моих вычислений: в июне 1941 года СССР обладал минимум 25 000 танков всех типов. Германия, собравшая чуть ли не все танки континентальной Европы, имела в своем распоряжении максимум 9221 боевую машину. Не учитывая бронеавтомобили Красной Армии и Германии, большую часть советских Т-27 и МС-1 (Т-18) и тягачи «Комсомолец», а также «оставляя за скобками» бронетехнику, захваченную немцами в Греции и Югославии, и ничем не вооруженные французские танкетки и бронированные транспортеры, можно смело утверждать: Красная Армия имела общее превосходство в бронетехнике как минимум 2,7:1. Любопытно прикинуть и количество «танкоубийц», имевшихся в распоряжении сторон. У Красной Армии таковых было около 19 000 единиц (с учетом небольшого количества трофейных Vickers 12-тонных), у Вермахта — около 3200 единиц (с учетом значительного количества трофейных французских машин). Соотношение, прямо скажем, шокирующее: 5,9:1 в пользу СССР. Даже если использовать данные по численности танкового парка Германии, приведенные А. Лобановым (которые, напомню, вызывают у меня определенные сомнения в связи с отсутствием более подробных объяснений), то соотношение по общему количеству получилось бы 25 000 против 9606 (2,6:1 в пользу СССР), а по «танкоубийцам» — 19 000 против 3319 (5,7:1 в пользу СССР). Понятно, что положение дел это не меняет: так или иначе, в распоряжении Красной Армии имелось по два-три танка на каждый германский. При этом, в отличие от немецкого, советский танковый парк был не собран «с бору по сосенке», а состоял из машин, производившихся огромными сериями на отечественных заводах. Это должно было значительно снижать затраты на производство («экономия масштаба») и во многом облегчать снабжение, ремонт и обслуживание машин, а также обучение личного состава танковых войск. На каждый танк немцев, оснащенный противотанковой пушкой калибра 37–50 мм, приходились 5–6 советских, оснащенных, как правило, более мощными орудиями калибра 45–76 мм. Читатель может сам сделать вывод в отношении того, кто — СССР или Германия — был лучше приспособлен к ведению агрессивной войны.
Состав приграничных танковых группировок сторон
Сначала попробуем разобраться, каким количеством танков на 22 июня 1941 года располагал первый стратегический эшелон Красной Армии — то есть приграничные округа СССР (Ленинградский, Прибалтийский Особый, Западный Особый, Киевский Особый и Одесский). В своей книге «Великая танковая война» М. Барятинский пишет, что «к 22 июня 1941 года в войсках так называемых приграничных округов… насчитывалось 14 075 танков и САУ (включая танкетки, малые плавающие и телеуправляемые танки). Из этого количества к 1-й категории относилось 2356 танков, ко 2-й — 8854. Считая процент небоеспособных танков 2-й категории равным 30 % (М. Барятинский не потрудился объяснить, с какой стати мы должны так считать. — Прим. авт.), получаем 6197 танков. В итоге можно утверждать, что в приграничных военных округах имелось 8553 боеготовых советских танка. Налицо превосходство Красной Армии в танках над Вермахтом в два раза!» (с. 186). В другой своей работе — «Танки Второй мировой» — М. Барятинский, правда, «берет свои слова обратно»: «В западных приграничных военных окруrax (с учетом Ленинградского военного округа), — пишет он, — насчитывался 13 981 танк, из которых 83,4 % были боеготовыми» (с. 204). Нетрудно прикинуть, что 83,4 % от 13 981 — это 11 660 боеготовых машин. Кстати, обе упомянутые книги, имеющиеся в моем распоряжении, изданы в 2009 году. Поди, разберись… Я тем не менее склонен больше верить последней цифре — 11 660 боеготовых машин. Несколько позже поясню, почему.
