Служба в СА, бывшая, в принципе, непрофессиональным занятием, все чаще становилась основной профессией, которая, в свою очередь, создавала основы новой субкультуры со своими ценностями и обычаями. Отношение СА к партии было аналогичным отношению фронта к тылу — со всеми вытекающими отсюда последствиями. Текучесть кадров в отдельных подразделениях СА составляла 20–25%, но, вопреки легендам и домыслам, к коммунистам (и наоборот, от коммунистов в СА) перешло всего 2%
. В принципе, в условиях гитлеровского курса на легальность, в 1933—1934 гг. путч СА не был невероятным или невозможным, поскольку Рем открыто культивировал оппозиционные настроения не только по отношению к рейхсверу, но и по отношению к партии. Поначалу СА упорно придерживались цели стать, наряду с армией и полицией, третьим оруженосцем нации. Первым практическим шагом на этом пути, по мысли Рема, должен был стать перевод на государственное довольствие 74 000 функционеров СА. Кроме того, СА упорно стремились к оружию, причем делали это старым явочным порядком, ведь именно на этом пути они уже преуспели: к моменту разоружения летом 1934 г. у СА было 177 000 карабинов и 1900 пулеметов
.
Известный немецкий историк Конрад Гейден вообще считал создание огромного и весьма эффективного войска СА самым значительным организационным достижением нового времени в Германии
. Это понимало и руководство рейхсвера, вполне отдававшее себе отчет, с кем оно имеет дело, какую чудовищную динамику породило СА и на что они способны. Думается, что точно так же, как Красная армия в Великую Отечественную войну была несомненно выше армии Российской империи в Первую мировую войну, так же и новая народная милиция нацистской Германии, которую и хотел создать Рем, была бы выше, чем старый рейхсвер (вермахт). Созданные как идеологическое войско Ваффен-СС были бесспорно гораздо эффективнее не только рейхсвера (вермахта), но это были вообще самые лучшие солдаты Второй мировой войны.
Гитлер, однако, не решился пойти по пути создания народной милиции не столько из опасений, связанных с возможной неблагоприятной реакцией армии, а по той причине, что СА постепенно превратилось в прибежище всех недовольных тем, что перемены не столь значительны и радикальны, как ими ожидалось, иными словами, «штурмовые подразделения» составляли самый левый элемент нацистского движения и они искренне верили в «социализм» Гитлера. В тогдашней Германии ходил следующий анекдот: безработный штурмовик, доведенный до крайности жизненными лишениями, решил покончить с собой и на очередном параде СА во время торжественного прохождения мимо руководства вместо «Heil Hitler» закричал «Heil Moskau», на что шедший рядом штурмовик сказал: «Товарищ, будь осторожен, там, в задней шеренге, с нами марширует один нацист». Или другой анекдот на ту же тему: один немец спрашивает у другого: чем СА отличается от бифштекса? Тот отвечает, что ничем: и то и другое снаружи коричневое, а внутри красное. Это не шутка: сначала в СА Гитлера называли не иначе как «наш Ленин»
. Не случайно единственным противником, к которому штурмовики испытывали уважение, был «Союз красных фронтовиков» (парамилитаристская организация КПГ). Соответственно, со временем становившийся все менее революционным политический курс Гитлера не вызывал в этой среде никаких симпатий — они ждали от фюрера только приказа для того, чтобы силой взять все, что им полагалось в «возродившемся» Рейхе
.
Иные авторы продолжают аналогию СА с левыми. Они сравнивают положение Рема в системе нацистской диктатуры с положением Троцкого в системе сталинской диктатуры. Только у Гитлера достало решительности и влияния сразу убрать опасного соперника, а у Сталина не хватило авторитета и уверенности в себе для того, чтобы избавиться от опасного и независимого в суждениях соперника. Важно учитывать и то обстоятельство, что Рем был одним из немногих людей, которые не подпадали под гипнотическое воздействие персоны Гитлера. Чувствуя это, Гитлер не мог допустить, чтобы независимый от него человек оказался во главе армии — главного силового инструмента государства; это был очень большой риск еще и по причине непредсказуемости личности самого Рема, отчаянного авантюриста и ландскнехта. Для него не существовало никаких авторитетов, на него трудно было найти управу. Например, он как-то заявил: «Адольф нас предает….Ерунда, что болтает этот смешной ефрейтор»
. Рем критически высказывался о гитлеровской внешней политике, об антисемитизме, об устранении профсоюзов, о подавлении свободы мнений; он вечно был в конфликте то с Геббельсом, то с Герингом, то с Гиммлером, то с Гессом: всех он провоцировал своими радикальными планами в отношении армии
. Назначенный 1 декабря 1933 г. министром без портфеля, Рем рассматривал свое ведомство как «министерство СА», которое должно было со временем впитать рейхсвер. Гитлер, со своей стороны, отдавая должное организационным достижениям СА, в будущем видел «разделение труда» в том, что рейхсвер будет осуществлять внешнюю защиту рейха, а СА — обеспечивать внутреннюю безопасность. Рем с такой постановкой вопроса был категорически не согласен
.
Рейхсвер противился усилению позиций Рема, конфликт разрастался. Мотивы руководства рейхсвера были ясны: оно не хотело принимать в состав армии «недисциплинированную банду», которая в военно-техническом отношении оставалась на уровне Первой мировой войны. Гитлер, уважительно относясь к прусской военной традиции, профессиональной выучке и технической осведомленности офицеров рейхсвера, в принципе, разделял это мнение. Внешне же проблема была весьма серьезной: рейхсвер, хотя и постепенно расширялся, имел всего несколько сотен тысяч солдат, а у Рема было более четырех миллионов отчаянных головорезов, которые были готовы на все. При таком балансе кто угодно задумался бы о будущем. Для руководства рейхсвера положение усугублялось тем, что «маленький доктор» (Геббельс), находившийся в нацистской «табели о рангах» на третьей позиции, долгое время поддерживал Рема и «социалистическое» направление в партии: исследователи до сих пор не пришли к единому мнению о том, когда Геббельс отошел от позиции Рема. Впрочем, и позиция Гитлера до самого 30 июня 1934 г. («ночь длинных ножей», когда руководство СА во главе с Ремом было перебито) оставалась неясной: по всей видимости, в самом деле все было решено в последний момент. Только в 1934 г. Гитлер оставил позиции «революционера» и, скорее всего, ради успокоения рейхсвера заявил: «в ближайшие тысячу лет в Германии не будет революций»
. На самом деле, новый начальник штаба СА Виктор Лютце ограничился в своей деятельности политико-воспитательными задачами. Именно поэтому и после «ночи длинных ножей» СА до самого конца оставалась самым массовым партийным формированием.
30 июня 1934 г. СА перестал быть противником для рейхсвера, но зато возникла другая опасность — в благодарность за «ночь длинных ножей» Гитлер дал статус самостоятельной — в рамках НСДАП — организации СС, а 20 июля 1934 г. Гитлер получил согласие Гинденбурга на формирование первых частей Ваффен-СС, ставших со временем опаснейшими конкурентами армии. Собственных полевых формирований, как Ваффен-СС, СА не имели. С другой стороны, из среды СА вышло 60% рядового состава и 80% командиров вермахта. Во время войны 80 000 штурмовиков находились в личном распоряжении гауляйтеров на случай беспорядков или восстаний иностранных рабочих или военнопленных
. СА и после «ночи длинных ножей» остались важным институтом партии — это было вполне в русле гитлеровского институционного дарвинизма.
