Договор предусматривал запрет на строительство линкоров до 31 декабря 1936 г. А также ряд ограничений по другим классам кораблей для трех подписавших его держав. Срок действия документа истекал 31 декабря 1936 г., после чего он долен был быть заменен новым соглашением, для подписания которого предполагалось созвать очередную конференцию в 1935 г.
Таким образом, в отличие от Вашингтонской конференции в Лондоне США не удалось достигнуть ни одной дипломатической победы. Наоборот, стремясь сохранить престиж и не дать толчок новой гонке вооружений, Лондон и Вашингтон пошли на значительные уступки Японии. Их цель была вполне понятна — максимально продлить действие Вашингтонского договора. Однако в действительности конференция стала первым симптомом агонии версальско-вашингтонской системы. Она фактически закрепила полное военное доминирование Японии в Азиатско-Тихоокеанском регионе, дало в руки Токио юридический инструмент увеличения Императорского флота. В конечном итоге это вылилось в войну, развязанную Японией на китайской территории в 1931 г.
ЧАСТЬ II
ЭРА ИЗОЛЯЦИИ
Феномен изоляционизма
Своеобразность американской внешней политики заключается в том, что она всегда испытывает сильнейшее влияние общественного мнения. Конгресс подчас обладает даже большим влиянием при выработке внешнеполитического курса, нежели Государственный департамент. Этому существует довольно простое объяснение — президента выбирают граждане страны, которых довольно мало интересует внешняя политика, а вот мнение Конгресса их очень даже интересует. В итоге администрация не может себе позволить больше свободы, чем ей отпущено законодательной властью и общественным мнением.
Со времен Дж. Вашингтона и Войны за независимость США не особенно стремились лезть в мировую политику. Североамериканское государство предпочитало самоизоляцию. К тому было много причин, в том числе огромные неосвоенные территории на Диком Западе, которые необходимо было колонизировать и очистить от индейцев. Однако это далеко не означало, что Соединенные Штаты вообще не обращали внимания на международные дела и не имели сношений с другими государствами. Тем не менее эти отношения, как правило, ограничивались экономическими интересами. Но по мере роста экономики и военной мощи государства, США все более пристальное внимание обращали на своих соседей, они не останавливались даже перед войнами — так, у Мексики был отторгнут штат Техас.
Весь XIX в. прошел для американской внешней политики под знаменем доктрины Монро, суть которой сводилась к простой формуле: «Америка для американцев». При этом в сферу доктрины входила не только Северная Америка, но и Южная. Вашингтон намеренно ограничивал себя именно этим регионом, а от центра тогдашней мировой власти — Европы — стремился держаться подальше.
Именно такой внешнеполитический курс и получил название «изоляционизма». Только в самом конце XIX в., когда экономика США окрепла настолько, что могла считаться первой в мире, американские политики обратили свой взор за пределы региона, ограниченного доктриной Монро. Начались нешуточные споры между сторонниками изоляции и «интернационалистами», стремившимися вывести США на мировую арену, как активную политическую силу. Тем не менее данные попытки
[108] оказались безуспешными, общественное мнение по-прежнему придерживалось «изоляционистской» доктрины. Американская стратегия оставалась «узконациональной по своему характеру»
[109], причем международным или глобальным соображениям уделялось мало внимания. В Конгрессе доминирующая позиция по вопросам внешней политики выражалась высказыванием: «Какие у нас могут быть дела за границей?»
[110]
Лишь Первая мировая война смогла пробудить Америку. Правивший в то время президент В. Вильсон, сам ярый «интернационалист», всеми силами желал вывести свою страну в мировые лидеры. Однако уступки, сделанные им на Парижской мирной конференции, «разочаровали Америку». Страна и Конгресс были недовольны результатами войны и уж точно не хотели продолжения интернационалистского вильсонсовского курса. Не желали они вступать в «выстраданную» президентом Лигу Наций. Изоляционистская оппозиция во главе с сенаторами Лоджем, Борой, Бивереджем и др. резко критиковала президента. Бора открыто заявлял на заседаниях Конгресса: «Я против этой Лиги и против любых других лиг и союзов, потому что я знаю: вместо американизации Европы Европа европеизирует Америку»
[111]. Лучше держаться подальше от организации, считали изоляционисты, в которой Англия с доминионами имеет шесть голосов против одного американского. Соображения «баланса сил» властвовали над сенаторами. Этим, помимо прочего, объяснялись и настойчивые требования вывода американских войск из России и прекращения интервенции. Ход рассуждений выглядел следующим образом: сегодня Соединенные Штаты помогают Японии разделить Россию, завтра, будучи членом Лиги Наций, примут участие в совместных военных действиях против другой страны, не отвечающих исключительно американским интересам, и вот наступит момент, когда перед США окажутся мощная Япония и возрожденная Германия. На кого опереться? Гибель Российской империи разрушила мировой «баланс сил», остаются Франция и Британия — но они плохо предсказуемы. Вступление в Лигу равносильно прогулке по зыбучим пескам — так политика не делается. Наивный интернационализм Вильсона явно не отвечал интересам сенаторов.
Конгресс пускал ратификацию Версальского договора в затяг. Вновь и вновь во время многомесячного и унизительного для Вильсона рассмотрения договора сенатор Лодж подчеркивал: «Мы хотим осуществить то, чему учил и к чему призывал Т. Рузвельт — быть свободным государством, без всяких ограничений в своих действиях, преисполненным возрожденным духом национализма. Это не изоляционизм, а свобода действовать так, как мы считаем нужным и справедливым, не изоляционизм, а просто ничем не связанная и не затрудненная свобода Великой Державы решать самой, каким путем идти»
[112]. Как мы уже знаем, изоляционистское большинство провалило договор, он не был ратифицирован. США стремительно шли к новому витку изоляции.
