Энергичный и деятельный руководитель, он входил в состав Объединенного криптографического центра (АФСА)
[638] в Вашингтоне. Первой его задачей было набрать персонал для СИС, выпестовать и выучить новых рекрутов. И с этой работой он блестяще справился, впервые за много лет армейские службы занялись декодированием иностранных шифров и созданием собственных. Однако Фридман не имел в своем распоряжении станций радиоперехвата. Куцая американская армия имела крошечный бюджет, который к тому же постоянно урезался — по крайней мере, в отношении разведки. Добывание денег стало экстремально трудной задачей. Осложняла работу и чрезвычайная секретность, только главный офицер связи, начальник главного штаба и военный министр имели доступ к материалам и разработкам СИС. Делиться информацией запрещалось даже с Дж-2. Причиной такой экстремальной секретности, которая больше мешала, нежели давала какой-либо эффект, была опубликованная в 1931 г. книга. Обиженный и оскорбленный невниманием, опалой и отлучением от любимого дела Г. Ярдли написал автобиографичную вещь: «Американская черная комната»
[639]. В книге описывались подробности работы и успехи Ми-8 в годы мировой войны: первый гонорар США от этой книги — дипломатический скандал, второй — смена шифров большинством потенциальных противников. Волей-неволей задумаешься о секретности и сохранении безопасности.
Схема 2. Структура военного министерства в 1941 г.: разведывательные службы
Отдел Фридмана получил кодовое название «Магия», тут же родилась шутка — сотрудники стали «кудесниками». Несмотря на то что они занимались важнейшей задачей — дешифровкой нового машинного японского дипломатического кода и успешно ее выполнили (совместно с разведкой ВМС), СИС оставалась крайне малочисленной организацией, всего «44 офицера и 144 гражданских и военных служащих в Вашингтоне и 150 человек на полевых станциях перехвата, которые появились к 1941 г. Для сравнения, к концу войны СИС имела в своем составе 666 офицеров и 10 000 служащих только в Вашингтоне»
[640].
Но об успехах «кудесников» знали лишь единицы, в то время как престиж Дж-2 в военном министерстве и в армии неуклонно падал. «Офицеры регулярной армии осознали, что разведка не является службой, где можно сделать карьеру», и предпочитали отказываться от назначений в Дж-2, именуя подобную возможность «поцелуем смерти»
[641]. Нередко разведчиков называли «свалкой дилетантов»
[642], считали людьми, неспособными служить на других участках. Следствием подобного пренебрежения стало отсутствие достаточного количества квалифицированных людей в области разведки, что препятствовало быстрому увеличению персонала, когда это потребовалось.
Дж-2 также страдал от изменений, которые происходили внутри военного министерства и армии в межвоенный период. Изоляционизм и боязнь шпионажа в 30-е гг. заставили отдел сконцентрироваться на контрразведке и борьбе с подрывной деятельностью вместо внешней разведки. Существовавшие в армии уставы 1940 г. не способствовали развитию разведки за рубежом. По ним Дж-2 должен был «собирать, оценивать и доставлять военную информацию»
[643]. В отделе это интерпретировали как необходимость сконцентрироваться на оперативной, а не стратегической разведке. Единственное четкое указание разведчикам в Уставе 1940 г. звучало так:
«Военная разведка обязывается готовить планы, политику и прогнозы в отношении всех действий, касающихся:
1. Военных топографических чертежей и карт, включая их приобретение, размножение и распространение (за исключением специальных тактических карт, готовящихся Дж-3).
2. Охраны собрания карт Военного министерства.
3. Военных атташе, обозревателей и иностранных студентов.
4. Разведывательного персонала всех подразделений.
5. Взаимодействия с другими правительственными разведывательными агентствами и с должным образом аккредитованными иностранными военными атташе и миссиями.
6. Кодов и шифров.
7. Переводов.
8. (вычеркнуто)
9. Цензуры в военное время.
10. Охраны военной информации»
[644].
Таким образом, основное внимание и без того ограниченного личного состава и разведывательные ресурсы отвлекались на то, что считалось «наиболее важным» главным штабом армии, а не на «сбор, оценку и доставку» разведданных из-за рубежа.
Дальнейшие попытки Дж-2 производить адекватную разведывательную продукцию были подорваны существовавшей внутри военного министерства секретностью по отношению к доступу и распространению перехватов «Магии» и другой информации, полученной Службой разведки средств связи. В итоге аналитики Разведывательного отдела не имели важнейшего пласта информации, который бы, возможно, позволил им обнаружить признаки надвигающейся угрозы. Причины довольно тривиальны: во-первых, только горстка высших командиров в военном министерстве (министр, начальник штаба, начальник военной разведки) и генерал Дуглас Макартур, командовавший филиппинской армией, имели доступ к расшифрованным перехватам «Магии». Это приводило к тому, что «голая», неоцененная информация попадала напрямую к высшим командирам. Но они не имели ни опыта, ни теоретических знаний для работы в области стратегической разведки. Генералы попросту не могли адекватно оценить значимость информации. Они также не могли соотнести ее с другой доступной информацией, которая могла дать более полное представление о японских намерениях в Тихом океане. Таковая в военном министерстве практически отсутствовала — обструкция Дж-2 превратила его в орган скорее контрразведывательный или охранный. Разведотдел попросту не имел источников информации, которые бы могли дополнить «Магию». В дополнение, ключевые командиры на Тихом океане и их штабы, например генерал Шорт на Гавайях, не имели доступа к перехватам дипломатических документов Японии и, соответственно, не могли включить ее в свою оценку ситуации. Кроме того, обучение офицеров было ограничено малым или полным отсутствием внимания к вопросам применения разведданных в оперативном искусстве. Такая ситуация привела к тому, что в американской армии было всего несколько экспертов разведывательной службы, а их звания росли слишком медленно, чтобы отделить их от лингвистов, экспертов по странам, различного рода аналитиков и криптологов. В конечном итоге к 1941 г. они занимали слишком низкие должности, не могли повлиять на принятие решений и правильно оценить возросший поток информации оперативного характера.
