Другие свидетели говорят о том, что французские моряки, спасшиеся после взрыва «Ориента», были совершенно голыми: их одежду снесло взрывной волной.
Эскадра адмирала сэра Горацио Нельсона не потеряла ни одного корабля, хотя большинство из них были в жалком состоянии: два боевых судна, включая «Беллерофон», пострадали столь сильно, что стали непригодными для дела, три других линейных корабля потеряли все мачты, а еще шесть частично лишились мачт.
Пустившись в необыкновенно рискованное предприятие, Нельсон одержал сокрушительную победу: французский флот был почти полностью уничтожен. «Ориент» и «Артемиз» более не существовали, капитаны шести французских линейных судов капитулировали, а еще четыре боевых корабля были выброшены на берег, сели на мель и становились легкой добычей англичан.
Нельсон был немногословен: «Победа — недостаточно сильное слово для того, чтобы описать такую сцену».
Главнокомандующий республиканским флотом адмирал Франсуа Поль де Брюэйс пал в бою. Наполеон дал высокую оценку его мужеству и стойкости, но критиковал за упущения:
«Адмирал Брюэйс своим хладнокровием и неустрашимостью исправил, насколько это от него зависело, допущенные им ошибки, а именно: 1) то, что он не выполнил приказа своего начальника и не вошел в старый порт Александрии; он мог сделать это начиная с 8 июля; 2) то, что он оставался на якоре у Абукира, не принимая при этом должных мер предосторожности. Если бы он держал в море легкую эскадру, то уже на рассвете был бы предупрежден о приближении противника и не был бы захвачен врасплох; если бы он вооружил остров Аль-Бекейр и воспользовался двумя 64-пушечными линейными кораблями, семью фрегатами, бомбардами, канонерками, которые стояли в порту Александрии, а также матросами, находившимися в его распоряжении, то обеспечил бы себе большие шансы на победу; если бы он поддерживал хорошую дисциплину, ежедневно объявлял бы тревогу, два раза в день проводил учебные стрельбы и, но крайней мере два раза в неделю, лично осматривал свои корабли, то батареи... не были бы загромождены».
Наполеон сам указал на то, что он давал Брюэйсу приказы: 1) войти в старый порт Александрии; 2) плыть на Корфу или в Тулон.
Очевидно, что Брюэйс должен был выбрать что-то одно. Какой вариант был предпочтительнее? Если первый план был разработан Бонапартом достаточно детально — этому есть письменное подтверждение, и генерал даже посылал своего адъютанта для контроля выполнения приказа, — то о втором плане он говорит лишь вскользь.
А был ли дан второй приказ? Для Наполеона, очевидно, желавшего доказать, что он нисколько не виноват в гибели флота, было бы важно привести в мемуарах соответствующие документы, ведь он дал письменные свидетельства своего участия в управлении работами но модернизации старого порта. Однако таких документов он не привел. Да и сам «приказ» сформулирован неопределенно — «на Корфу или в Тулон».
Брюэйс был мертв и уже не мог оправдаться. За него это сделал бывший подчиненный — Опоре Гангом, который позже докладывал военному министру:
«Возможно, кто-то скажет, что желательно было покинуть берег сразу после высадки. Однако, принимая во внимание приказы главнокомандующего, а также то обстоятельство, что присутствие эскадры в огромной степени усиливает сухопутную армию, адмирал думал, что его долг состоит в том, чтобы не покидать эти воды».
От всего боевого флота у французов осталось несколько фрегатов и два линейных корабля, стоявших в конце линии, — «Вильгельм Телль» и «Женерё». Они не приняли никакого участия в битве, снявшись с якорей лишь поздним утром.
В своих мемуарах Наполеон клеймит Вильнева позором:
«Ориент» взорвался в 10 часов вечера, сражение закончилось на следующий день, около 12 часов. Следовательно, Вильнев командовал эскадрой в течение 14 часов. Этот офицер в генеральском чине не был лишен морского опыта, но был лишен решимости и энергии. он обладал достоинствами капитана порта, но не имел качеств солдата».
Вильнев должен был принять полномочия командующего флотом после гибели Брюэйса, но никто официально не оповестил его об этом. Конечно, Вильнев стал для Наполеона козлом отпущения, но обвинения Бонапарта в данном случае совершенно обоснованны:
«Мнение моряков обеих эскадр едино: Вильнев мог обеспечить победу французов; он мог сделать это в 8 часов вечера, он мог сделать это в полночь после гибели "Ориента", он мог сделать это еще и на рассвете».
«Вильгельм Телль» и «Женере» покинули бухту, воспользовавшись попутным бризом. Капитаны двух фрегатов — «Жюстис» и «Диана» — взрезали канаты и повели свои корабли вслед линейным судам.
Нельсон приказал немедленно догнать вражеские корабли, но вскоре стало ясно, что преследование не удалось, — у англичан просто не осталось сил на погоню. Вильнев ушел в море с остатками флота.
«На высоте Кандии, — говорит Наполеон, — "Вильгельм Телль" и "Женерё" разделились. "Вильгельм Телль" отправился на Мальту с двумя фрегатами; "Женерё" под командой отважного Лежуаля вошел в Адриатическое море...»
В течение последующих дней англичане хоронили погибших и лечили раненых. Многие мертвые по старой морской традиции были погребены в водах Средиземного моря. Тело каждого погибшего моряка заворачивали в гамак или парусину, привязывали к нему два пушечных ядра и опускали в воду вдоль борта корабля. Другие погибшие и умершие, включая тех, кто скончался от полученных ран, были похоронены на острове у мыса Абукир.
Потери англичан составили 895 человек, включая 218 погибших и 677 раненых. Количество погибших французов составило, но разным оценкам, от 1200 до 1500 человек.
Число жертв морской баталии должно включать множество убитых и утонувших. Если потери англичан определены точно, то число павших французов, к сожалению, — величина приблизительная.
Прошло несколько недель, и место сражения посетил художник Денон. В своих мемуарах он написал:
«В полночь мы достигли моря. Восходящая луна осветила невиданную сцену: двенадцать миль береговой линии, покрытые остатками нашего флота. Это дало нам возможность оценить, что же здесь произошло в ходе битвы. Вдоль берега бродили арабы, занятые поисками гвоздей и кусков железа. Сгоревшие мачты, артиллерийские повозки, шлюпки. Многие вещи в хорошем состоянии, как будто только что покинули наши порты. Даже остатки судов были сокровищами для живущих в этих местах людей, лишенных всего. При нашем появлении воры разбежались; остались только тела несчастных жертв, принесенные волнами и лежавшие на песке, который теперь был покрыт ими более чем наполовину. От этого они казались более впечатляющими, нежели страшными.
Постепенно зрелище мертвых заставило мой дух погрузиться в мрачную меланхолию; я избегал этих ужасных привидений, их застывшая мимика отвращала меня от того, чтобы на них смотреть... Что за судьба их ждала — стать изображениями на чужом берегу, разлагаться под действием палящего солнца, их скулы уже побелели... Что за обнаженный скелет?.. Лишь несколько месяцев назад я видел этих мальчиков, молодых, полных жизни, мужества и храбрости... в объятиях их матерей, сестер, их возлюбленных, нежных объятиях их детей...»
