Вот как описывает С. В. Мейен в своей книге «Следы трав индейских» эту картину: «Наступала тёплая арктическая ночь. В этой темноте и стояли заросли плауновидных.
Странный ландшафт! Трудно представить себе его… По берегам рек и озёр тянется унылая щётка из палок разной величины. Некоторые завалились. Вода подхватывает их и несёт, сбивает кучами в заводях. Местами щётка прерывается зарослями папоротниковидных растений с округлыми листьями-пёрышками… Осеннего листопада, наверное, ещё не было. Вместе с этими растениями никогда не встретишь ни косточки какого-нибудь четвероногого, ни крылышка насекомого. Тихо было в зарослях».
Но у нас впереди ещё много интересного. Давайте же поспешим дальше, в последний период палеозойской эры, или эры древней жизни, — в пермь.
Пермский период. Время перемен
Каменноугольный период на основе исследований ископаемых флор Европы считался тёплым и влажным, а пермский период, на основании всё того же европейского материала, окрестили временем пустынь. До сих пор этот стереотип сохраняется в большинстве научно-популярных изданий и фильмов. Да, трудно отказаться от фраз про повсеместную аридизацию, то есть иссушение, повлёкшее за собой образование обширных пустынь и обеднение растительности. Наверное, дело в том, что человеку очень легко и удобно пользоваться некими обобщающими формулами вроде: «девон — век рыб» или «пермский период — период пустынь». И получается всё вроде очень красиво, каждый период имеет свою, порой весьма образную и красивую характеристику, да и запоминается так легче.
Всё хорошо, кроме одного: каждое упрощение, даже небольшое, искажает истинную картину. А уж если такой упрощенный подход применяют для описания истории протяжённостью в десятки миллионов лет в масштабе всей планеты, то это уже не упрощённый подход. Это уже, ну, скажем так, неправда. Действительно, в Европе и Америке относительно мало отложений пермского периода. А те, что есть, свидетельствуют в пользу существования там пустынных ландшафтов. Но известны и другие области, где климат был влажный субтропический, такой, как в первой половине перми в Китае. Разнообразие растений там очень велико и они совсем не похожи на растения пустынь. Не будем забывать и о грандиозном оледенении того времени в южном полушарии. Оледенении, которое по масштабам, видимо, превосходило последний ледниковый период, в котором мы с вами до сих пор живём. Вот вам и «время пустынь».
На севере Русской платформы в середине перми растительность представляла собой лишь заросли небольших, в два-три метра высотой, плауновидных рода вячеславия, да мхов. Росли они на обширном мелководье, заливаемом вторгшимся с севера морем. Площадь, которую занимала эта растительность, велика и, возможно, соизмерима с площадью Западной Европы. Но никто не делает выводов, что тогда вся Земля представляла собой некое морское болото с зарослями плаунов!
По мнению учёных, начавшееся ещё в карбоне образование областей со своей особенной флорой продолжилось в перми. От Еврамерийской тропической области отделилась растительность Китая. Образовалась так называемая Катазиатская область. На территории нашей страны, на границе Европы и Азии, возникла Субангарская область, флора которой сильно отличается от флор соседних областей — Ангарской и Еврамерийской. В ней найдено много эндемиков, растений, которые больше не встречаются нигде (фото 25).
Реконструкция ландшафта ранней перми (более 250 млн. лет назад) Западного Приурал ья приведена на рис. 9. В то время эта область представляла собой полоску суши между молодыми и высокими (около 3 км) горами Урала и морским заливом, вытянутым с севера на юг вдоль Уральского хребта. В правом нижнем углу на переднем плане — ветка голосеменного растения, возможно, близкого к гинкговым. На берегу ручья — заросли папоротников и членистостебельных растений, немного похожих на современные хвощи. За ними, слева — псигмофиллодендрон, дерево, сочетающее признаки пельтаспермовых и гинкговых, голосеменное растение с пока неизвестными женскими органами размножения. Лист этого дерева — справа в центре на фото 25. Невысокие деревца в центре — пельтаспермовые птеридоспермы (фото 16, 17 и 26). За ними — лес из войновскиевых, которых одни учёные относят к кордаитовым, другие — к хвойным, а третьи — в свой особенный порядок и даже класс в составе отдела голосеменных. Войновскиевые, несмотря на своё широчайшее распространение в пермском периоде, не дожили до следующего, триасового периода и вымерли, не оставив потомков.
Фото 25. Образцы ископаемых листьев и побегов субангарских растений. Нижняя пермь.
Рис. 9. Ландшафт Западного Приуралья. Ранняя пермь.
Фото 26. Отпечатки листьев и органов размножения пельтаспермовых. Женский семеносный диск и мужские спорангии, сросшиеся в виде цветка.
Некоторые учёные считают, что именно из Субангарской области в то время и «вышли в свет» гинкговые. Это мнение основывается на находках в ранней перми Западного Приуралья кистевидных собраний семян, очень похожих на семеносные органы ранних гинкговых (фото 27, справа вверху), а также на находках листьев явно «гинкгового» облика. Но всё же надо помнить, что древние растения преподносят порой сюрпризы и показывают нам, что надо быть очень осторожными и не судить обо всём растении по одному какому-то органу. Так, возможно, получилось и в случае с раннепермскими гинкговыми. Казалось бы, двулопастной лист (почти такой же как на фото 27, вверху слева) несомненно принадлежит гинкговым. Он даже относится к роду Sphenobaiera (сфенобайера), введённому для листьев древних гинкговых. Но вот относительно недавно, в 2003 году, в Африке был найден отпечаток ветки, на которой росли листья рода сфенобайера вместе с ни на что не похожими семеносными органами. Эти органы напоминали овальный листочек с загнутыми краями, с нижней стороны которого в два ряда, параллельно средней жилке, прикреплялись семена. Правда, ветка та жила на белом свете гораздо позже наших пермских листьев — в середине триасового периода и никак не могла принадлежать тому же естественному виду, что и пермские растения с листьями сфенобайера. Но дело в том, что семеносные органы, очень похожие на только что описанный лист с двумя рядами семян, были известны и из перми Приуралья. Их отнесли к роду Stiphorus, выдвигались различные гипотезы, какому же растению они принадлежали, но точно определить так и не смогли. И лишь африканская находка позволила учёным предположить, что, возможно, раннепермские сфенобайера и стифорус — части одного растения.
Фото 27. Ископаемые листья и кистевидный семеносный орган ранних гинкговых. Ранняя пермь. Приуралье.
