Как скажешь, мама, только выключите этот скрип и скрежет.
Слова. Язык. Речь. Звучание отделяется от содержания. Это для меня аудиогид – как несмазанная скрипучая телега. А для мамы очередной объем необходимой информации. Я знаю, что речь – это способ человеческого выражения мысли, но Я его пока не понимаю. В мире существует огромное количество языков, что еще более осложняет и без того запутанный процесс общения. Допустим, Я – человек. Мысли читать не могу. Я подумал, затем перевел мысли на слова, затем слова с одного языка на другой, затем озвучил и украсил жестами, интонациями и гримасами. Мой собеседник в свою очередь сначала услышал, потом сделал поправку на то, что увидел, или на то, как Я сказал, потом, может, тоже перевел на другой язык. Вот это да! Поэтому-то они и не понимают друг друга, почти совсем. Сплошные интерпретации, переводы и догадки. А если собеседник еще и слышать тебя не хочет? Пусть у меня останется дар читать мысли, ну, пожалуйста!
А пока Я слушаю. Слышу, но сказать не могу. Поэтому выпихивать маму из музея приходится с помощью чисто механических приемов. Ласково попинывая. Мы на свободе. На природе. Идем в машину и едем кушать. Не тут-то было! День испытаний. Нашей машины на парковке нет. Молодой охранник на площади Искусств, не скрывая удовольствия, объясняет, что ее эвакуировали за парковку в неположенном месте. Что бы это ни означало, суть в том, что вместо покушать придется ехать на другой конец города и вызволять средство передвижения из цепких полицейских лап. Почему цепких? И почему мамины мысли о полиции веют таким холодом?
– Здравствуйте, девушка.
– Здравствуйте, – отвечает мама.
– Что случилось?
– Мою машину эвакуировали на вашу стоянку.
Это последний момент, когда мысли, которые Я читаю, и слова, которые слышит моя мама, звучат в унисон. Начиная с этого момента дуэт «мама-полицейский» – сплошная какофония и больше похож на квартет.
– Какая неприятность, – слышит мама от полицейского.
«Какая возможность заработать», – думает полицейский.
– Что же нам теперь делать? – слышит полицейский.
«Оглашай приговор, только скорее», – думает мама.
– Выпишем протокол, придется проехать в районное отделение милиции подписать у дежурного инспектора. Потом оплатите в банке и к нам за машинкой. «Посмотрим, сколько готова предложить, чтобы избежать тягомотины».
– Это ведь волокита на весь день, а нам надо быстро. Может, есть другие пути? «Назови сколько хочешь и разберемся».
– Какие у вас будут предложения? «Неужели трудно догадаться, что я не могу озвучить? Кому в тюрьму охота?».
– Давайте за две? «Ну, возьми уже и не тяни волынку. Куда положить?»
– Вон там на газетке можно оставить. «Догадливая – видно, бывалая. Ну и славно. Взаимовыгодное сотрудничество. Ей хлопот меньше, а мне вознаграждение за заботу».
Фоном для всего этого многоголосия выступают рассуждения моей мамы на тему коррупции. Ее вреда и удобства. Я думаю, зачем нужны слова, если можно гораздо проще и быстрее обмениваться мыслями. Вспоминаю, что они не могут, и пытаюсь понять, как же они не запутываются и как у них хватает терпения. Нет, мне все-таки куда больше нравится наше с мамой общение. Более прямолинейно, а главное откровенно. Мама начинает со мной разговаривать и даже пытается читать мои мысли. Но чаще используем упрощенную для начинающих родителей азбуку Морзе. Толкаюсь – значит мне есть что сказать, резко толкаюсь – не согласна, плавно – не против. Подготовка к освоению более тонких оттенков детского крика.
Утомило меня все это обучение и формирование характера! Пятки отсохли пинаться. Как же ей сказать? Гормоны – последнее оружие. У нас же взаимопонимание. К счастью, мама наконец-то и сама сбивается с ног. Мы едем домой.
Мне двадцать три недели. Мой рост тридцать два сантиметра и вес восемьсот граммов. Я откликаюсь на прикосновение и реагирую на звук. Заканчивается «оформление» мозга среднего отдела и мозжечка. Может, от этого мой мозг пасует перед дилеммой сказал – подумал. Что, если искажение восприятия на основе несовершенства понятийного аппарата останется со мной навсегда? Даже пинки надежнее слов. Моя нервная система достигла стадии, когда Я могу контролировать дыхание. Могу дышать, а могу не дышать. Могу вращать глазным яблоком, следуя движениям света. Продолжается интенсивное укрепление костно-суставной системы. Могу двигать правой рукой, а могу левой. Мне больше нравится левой. Здорово! Сама себе хозяйка. Почти. Подвязанная на пуповине и запертая в амнионе. Мою неустоявшуюся нервную систему сладостно будоражит злодейский образ кларнетиста.
Глава 25
По следам соплеменников
Начало двадцать четвертой недели из отведенных мне на преобразование в человека или пятнадцать недель до моего рождения. Картина мира не складывается. Видение себя как личности отсутствует напрочь. А тут еще информационный бум. Информация поступает кусочная, логические связи нарушены, восприятие отрывочное. В наличии имеются несколько инструментов чувств и формирующийся мозг. Глас интуиции слабеет с каждым днем, а заменить его нечем. Я и мое развитие замедленно и несовершенно. Я сомневаюсь во всем. Потеря ориентации налицо. Надеюсь только на серую массу, заполнившую мой мягкий череп. На этой неделе окончательно завершается образование системы нейронов и активно идет формирование коры головного мозга.
Борозд и извилин у меня становится все больше, и они углубляются. Кора отвечает за восприятие и психические свойства человека, контролирует и регулирует формы его поведения, позволяет адаптироваться в изменяющихся условиях окружающей среды. При этом во время ее формирования среда, в которой происходит это развитие, оказывает исключительно важное воздействие. Это как папины супы. На воде или на бульоне. Овощи и специи те же, а разница умопомрачительная. Я люблю на бульоне. Мяском пахнет. То же и с формированием коры и высшей нервной системы. Если у мамы в этот период депрессия, то и у ребенка может быть склонность к депрессии. Поэтому в это время мне особенно важны положительные эмоции. Танцы, приятная музыка, рисование, театры. Мне надо читать сказки, со мной надо ходить в гости, меня надо расслаблять. А родители выясняют, чья нация лучше и у кого достоинств больше. Ругаются, нервничают, раздражаются. Расстраиваются сами и расстраивают меня.
Папа получил-таки визу, прошел пристрастный допрос на границе и, будучи признан достаточно благонадежным, был впущен в Россию. Пересечение границы оставило неизгладимое впечатление, которое он вот уже почти час безрезультатно пытается передать маме. Передо мной многократно изогнутая очередь на паспортный контроль. Угрюмые таможенники пристально рассматривают и расспрашивают каждого прибывшего. Папа измотан длительным перелетом и бесконечностью ожидания. Сосед по очереди – англичанин. Они солидно обмениваются прогнозами погоды на ближайшую неделю. Впереди папы китаец. Он приветственно кричит и машет подбегающим китайским коллегам и с добродушной улыбкой пропускает их вперед. Англичане недоуменно переглядываются и неодобрительно качают головами, наблюдая с высоты своего роста возмутительное нарушение незыблемых правил очередности. Китайцы задорно задирают улыбающиеся лица, подмигивают и продолжают прибывать.
