Развлекись с Интернетом. А Я пока буду разбираться с этой отвратительной шерстью. Пока, мама. Опасность миновала. Вернее – временно отступила.
«Чепчик», о котором говорилось выше, – мембрана, покрывающая головку некоторых новорожденных детей. Ее медицинское название – амнион; это одна из мембрановидных пленок, окутывающих тело ребенка в матке. Суеверия, связанные с амнионом, не знают границ ни во времени, ни в пространстве.
Ребенка с остатками амниона на теле называли «родившимся в рубашке», что считалось признаком удачи. В дальнейшей жизни ему суждено приобрести дар «второго зрения». «Чепчик» или «сорочку» вместе с пуповиной зашивали в ладанку и носили на шее вместе с нательным крестом всю жизнь.
У язычников Тимора, когда у риса чернели стебли и повисали колосья, владелец «чепчика» приносил его в специальной коробке и обегал вокруг поля, оказывая благоприятное воздействие на рис.
Популярен был амнион и в качестве талисмана от утопления. Их перепродавали. В 1813 г. в The Times было помещено объявление: «Для тех, кто в море: «Чепчик» новорожденного в превосходном состоянии, недорого. Спросить в Манчестер-сквер, Дьюк-стрит, 5. Цена – 12 гиней. Малоимущих просят не беспокоить».
Некий глупец, увидев, что его ребенок родился в «чепчике», решил, что жена изменила ему с францисканским монахом, недавно посетившим их дом, поскольку «чепчик» напоминал монашеский клобук, и даже покусился на жизнь святого брата!
Считалось, что если адвокат купит «чепчик», он обретет дар красноречия.
Я не знаю, плакать мне или смеяться. К счастью, выбор у меня весьма символический, так как мои возможности пока ограничены хилыми гримасами, которые я самовольно упражняю ежедневно. Однако из прочитанного бреда мама делает серьезные выводы. Я здорово, и мне покровительствует удача. И это царь зверей? Правитель цивилизации? Освоитель космоса? Человек, назад к знанию! Я расслабляюсь и сосредотачиваюсь на доступе к интуиции. Я пытаюсь заблокировать свои уже начавшие функционировать мозговые полушария, отрешиться от эмоциональных возбуждений, непрестанно посылаемых моей развивающейся нервной системой. Я внушаю себе, что у меня нет ни ног, ни рук, ни головы. Я представляю себя простым яйцом. Обычной примитивной яйцеклеткой. Одной из семи миллионов. Я хочу знать, что это за шерсть и как с ней бороться. Я не пытаюсь познать. Я хочу знать. Я знаю. Я знаю. Я знаю!!!
Это – лануго. Первородный пушок. Осуществляет защитную функцию, задерживая восковидное вещество-секрет, выделяемое детским организмом. Значит, еще и смазкой покроюсь. В большинстве случаев лануго пропадает еще до рождения. Ух! Столько переживаний – и такой пустяк.
И почему эта мембрана из сросшихся амниона и хориона не защищает меня от психологической и моральной шокотерапии, которую я здесь прохожу? Благо хотя бы в непосредственной близости ко мне среда для развития самая благоприятная – сто миллилитров стерильной и питательной жидкости. Расслабляющая теплая ванна. Обновляется около десяти раз в сутки в поддержание стерильности и нужного химического состава. Комфорт, невесомость и защищенность. Иллюзия в пределах мембраны? По-любому, когда буду рождаться, надо не забыть захватить кусочек и прилепить на голову. Пусть мама порадуется!
У меня начинает закладываться костная ткань, из которой будут формироваться косточки скелета, конечностей и головы. Наметилась даже пара ребрышек. Врач сказал, что в моем возрасте грудь поднимается, как у настоящего человека, когда я упражняюсь в ненастоящем дыхании. Зарождающиеся косточки начинают придавать более четкую форму носу и подбородку. Мой профиль перестает выглядеть, как сморщенная губка, и приобретает утонченность. Вот бы взглянуть!.. Может, нам с мамой на рентгеновское обследование? Но врачи говорят, что это делать абсолютно не нужно и крайне нежелательно, разве что причиной станут какие-то экстренные обстоятельства. Жаль, полюбовались бы! А еще мое сердце прокачивает до двадцати трех литров крови в день.
Ну и конечно, эти противные волосы под впечатляющим названием «лануго» растут как сумасшедшие, неизбежно превращая мою прозрачную нежную кожицу в первобытную шкуру. Утешение, что они также растут на голове. У меня появляется первая прическа. Вернее, первая лохматость. Или пушистая взъерошенность. Что-то вроде одуванчика, готового выбросить семенной десант при первом дуновении ветра. Ручки мои еще коротки и не слушаются. Нет чтобы уложить мой первородный пушок на прямой пробор или поставить панком. А помочь мне здесь некому. В дополнение ко всему назойливо щекочет в носу. Я знаю, так бывает, когда в ноздри попадает пух. Может, это сила воображения? Ой, как щекотно. Может, эти волосы растут и в носу?
Невтерпеж. Мерзко. Я пытаюсь дотянуться рукой до носа. Почесать бы. Моя непослушная ладонь упрямо тыкается в щеку, в лоб, в ухо. Бросаю это неблагодарное занятие. Все одно, даже если ненароком достану-таки до носа, то уж в ноздрю-то никогда. Это же надо палец вытянуть, остальные сжать и не промахнуться. И все это с закрытыми глазами. При условии, что вы себя никогда и в зеркало-то не видели. Все, что у вас есть, – это теоретическое знание анатомии человеческого лица, дающее намек на то, что ваш нос должен быть где-то посередине лица. Да вы попробуйте, не стесняйтесь. А чтобы забыть свое отражение в зеркале, повернитесь вокруг собственной оси десять раз. Ну как? Вот и Я никак. Ой-ой-ой! Как же щекотно. Морщу его изо всех сил – никакого результата. От напряжения вся голова словно распухла.
– Гадость какая!
В точку, папа! А откуда ты знаешь, что у меня в носу?
– Может, что протухло?
Во мне?
– Милый с работы вернулся, вот удивится такому изысканному угощению. Недаром же я пол-Шанхая оббегала!
Какая связь? Угощение, протухлость и сумбур в моем носу?
– Ставлю сто против одного – жена была в магазине деликатесов. Оторвалась по сырам. У нас вечер французских извращений.
У вас вечер, а у меня-то что?
– Чего только не вытерпишь от любимой женщины! Запашок – хоть не дыши.
– Запах! Шок! Обоняние.
Я слышу запахи! Но как? Завершено создание обоняния. Я знаю, что уже способно различать запахи, и между прочим, не один или два, а несколько сотен сразу! Мама тоже знает и прикидывает, как это использовать. Она прочитала, что сразу после родов ребенок уже будет точно знать, когда она рядом с ним в комнате, а когда нет. Он будет требовать нетерпеливым криком ее обратно к себе. Ее такая тюремная зависимость совсем не радует. Продолжая исследования, она с радостью обнаруживает, что ключом к избавлению может явиться простой домашний халат. Его оставляют, уходя, рядом с кроваткой ребенка. Свой халат или ночную рубашку, в общем, любую вещь, которая пахнет мамой. Мамы нет, а запах есть. Наивный малыш в полной уверенности, что мама рядом. В первый месяц жизни он еще плохо видит и ориентируется именно по запаху.
В свете этого открытия Я начинаю чувствовать себя обманутым и обделенным. Ну вот, Я еще даже не родилось, а они уже мне ловушки придумывают. Да, обмануть меня не сложно. Вначале, но Я же вырасту. Тогда как? Вам, мама, гораздо продуктивнее со мной договориться. Ну да там разберемся. И кстати, это все уже после рождения. А как Я сейчас рокфор учуяло? Воздух ко мне не проходит, и прямого доступа к маминым рецепторам нет. Я знаю, что запах должен поступать ко мне по мере его проникновения в амниотическую жидкость. Для этого мама должна сыр съесть, переварить и в амнион передать. Это займет часов шесть. Выходит, мама полакомилась сыром прямо в магазине. Не удержалась. А почувствовали мы с папой одновременно по простому совпадению. Но предпочтения в запахах у нас все-таки одинаковые. Ни мне, ни ему рокфор не по душе. Только маме.
