– Дорогая, никто и не предлагает отдавать. Успокойся. Пожалуйста! Я сейчас гормонами захлебнусь.
– Милая, может, успокоительное? Арманьяк? Шоколадка?
– Огурец! Соленый.
Папа дает маме огурец, кладет руку ей на живот и по-отечески треплет меня по спине. Мне становится хорошо и спокойно. Мое сведенное судорогой гормонов и отсутствием кислорода тельце вздрагивает, вытягивается в струнку и наконец расслабленно обвисает. Из меня, словно пар из кипящего чайника, выходит стресс. Я опустошаюсь. Пальцы растопыриваются в разные стороны, а затем сжимаются в кулак. Только большой не слушается. Попадает в зажим между указательным и безымянным. Перепонка только мешает немного. Я знаю – это фига – жест, выражающий презрение и превосходство. Непроизвольно, но выразительно. Я – над обстоятельствами. Мне легко. Я снова невесомо. Я парю в околоплодных водах. Я верю в папу. Папа рядом. Он нас в обиду не даст. У нас все будет хорошо.
Идентичное воздействие производит на маму огурец. Я заинтриговано. Я больше не паникую. Абсолютно ничего не понимаю. Какая связь? Депрессант – еще куда ни шло, но соленый огурец? Я знаю, что в процессе остановки стресса существует некий фактор, который, уничтожая сначала катехоламины, а затем глюкокортикоиды, будет действовать, как компенсаторный механизм. Подавляя выработку этих гормонов, он спасет меня и маму от их вредоносного влияния. Вот только как соленый огурец влияет на гормоны стресса? Ответа нет. Сколько ни запрашивай. Может, самовнушение? Или папа? А как папа влияет на гормоны? Химически не обосновано. Но работает. Мама вменяема. Способна излагать события. Сбивчиво. Протягивает папе в дрожащей руке заключение врача.
Папа везет нас и результаты теста к другому врачу. Факты очищаются от эмоций. Тест только оценка риска. В нашем случае это 1:250. Один из двухсот пятидесяти шансов, что я рожусь неполноценным. Мысли текут равномерно и неторопливо. В едином направлении. Доктора, родителей и мои. Взвешиваются все за и против. Вычисляется вариант с наибольшей надежностью и наименьшим риском. Для меня. Берегут свое яйцо, заботятся. Приятно. Но на авось тоже не полагаются. Понятно. Тест делать будем, но аккуратно, меня не трогая. Никаких заборов крови и прочих соскабливаний. Хорошо. И не торопиться со сроками. Дать мне развиться. Органы и системы сформировать. Чтобы точный результат. С наименьшей ошибкой. И наименьшим ущербом. Выбор сделан. Амниоцентез. По справедливости. Я согласно. Никому не хочется жить уродиком.
Мне десять недель. Я – шесть сантиметров и двенадцать граммов. Я так и не знаю, буду ли я жить. Мозг формирует синапсы, а пальцы – фигу. Ладони могут чувствовать, и Я не устаю прикладывать их куда ни попадя. Ноги, пузо, голова, уши… Кстати, уши почти там, где им и положено быть, прижаты к голове. Маме должно понравиться. Меня хвалит мама. Папа хвалит маму. Я хвалю папу. Это наш стрессоуспокаивающий механизм. Ну и еще, конечно, соленый огурец. Баночка в холодильнике, баночка в кухонном шкафчике, и баночка рядом с компьютером. На случай, если полученная в порыве любопытства информация стимулирует выработку катехоламинов и глюкокортикоидов. Природная химия в человеческом приложении. Я знаю, что за меня будут бороться. Не пустят меня на стволовые клетки или прочие медицинские эксперименты для науки без весомой причины. Или ошибки. Или глупой случайности. Болезненно избавляюсь от навязчивой иллюзии, что моя жизнь в моих руках. Зато свой возраст Я рассчитало безошибочно. УЗИ заставило врачей-предсказателей подтвердить, и мама больше не считает акушерскими неделями. Мне десять недель, и в этом мы едины.
Глава 12
Суеверия, обезьяна и обоняние
Начало одиннадцатой недели из отведенных мне на преобразование в человека. Я потеряно. С физической точки зрения Я – тело человеческое, пусть маленькое, но все органы и части тела в наличии. С практической точки зрения Я – полуфабрикат, бо́льшая часть жизнеобеспечивающих функций в самом зачатке формирования или производятся прикрепленными ко мне органами, как мама и плацента. Перережь пуповину – и мне конец. Ну, а с точки зрения влияния на прогресс и достижение моей заветной цели Я и вовсе беспомощно. Буквально каждый норовит прервать мой и без того изнуряющий трудовой подвиг. Генные аномалии, инфекции, врачи. Даже если Я побью все рекорды физического развития, моя человеческая жизнь может не состояться из-за глупости, недопонимания, неосторожности, ошибки, чьего-то плохого настроения или гормонального всплеска. Я – яйцо, несомое потоком случайностей.
Все чешется! Особенно левая рука. Это, наверное, от нервов. Или аллергия на гормоны стресса. Передозировочка вышла. Ой-ой-ой! Что же это такое? Зуд нестерпимый. Руки так и тянутся почесаться. А что, собственно, меня останавливает? Можно попробовать. Инструменты в наличии. Не поднимается. Промахнулось. Есть! Облегчение. Вот они какие – маленькие телесные удовольствия. Наслаждение! Тело само доставляет неудобства и само их устраняет. Может, удовольствие – это процесс перехода из неудобства в удобство. Но почему же все-таки так чешется? И кожа моя не гладкая, а пупыристая. И из них что-то торчит. Мягкое. Пух на коже? Я же не птенец, но продукт той же эволюции. Я уже было клеткой и морским чудовищем. Может птерозавр? Орангутанг? Но ведь вчера еще было человеком. Регресс? Генетический урод? Мама уверена, что врачиха была колдунья. По совместительству. Мы к ней больше не пойдем.
Внезапно сознание заполняется потоком мыльных пузырей. Кристально-чистое ярко-голубое небо. В лучах солнца они отливают всеми цветами радуги. Переливающийся хрустальный шар подлетает совсем близко. Он заполнен чуть мутноватой жидкостью. В нем, закинув руки за голову, вольготно расположился на спине жилец. Пристегнутый длинным жгутом безопасности, он лениво покачивает правой ногой, перекинутой через левую. У него мой профиль. В точности как на фотографии с ультразвука. Он улыбается, греясь в теплых лучах слепящего света. И никакой шерсти у него нет. Значит, это не Я. Это мама моя. Это Я в маминых мыслях. Она медитирует, представляет меня, окутанного целительной энергией. Мой образ царит в ее голове безраздельно. Я не улавливаю ни одной посторонней мысли. Еще чуть-чуть, и Вселенная допустит к ней знание. Здорово! Молодец! Мы сможем общаться полноценно и полноправно. Она будет знать все, что знаю Я. Она узнает, что Я ВОЛОСАТО!
Нет! Этого допустить нельзя. Остановить! Как Я могу ей помешать? Немедленно прервать процесс, пока не дошло до катастрофы. Теперь меня точно абортируют! У меня стресс. Я чувствую знакомые признаки. Сердце скачет. Конечности непроизвольно дергаются. Я беспрестанно заглатываю околоплодную жидкость. Одни вдохи. Свет, а с ним и мой ангельский образ меркнут в маминой голове. Хрустальный шар с громким хлопком лопается, но не разлетается на мелкие осколки. Его размягшие остатки кружат вокруг меня. Один оседает мне на голову, покрывая ее слово шапкой. Плотно, как вторая кожа. Мамины мысли испуганно разбегаются в разные стороны. Тревога. Хаос. Гормональное царство дисгармонии.
«Малыш в опасности!» – пульсирует у мамы в голове.
Что-то вроде того. Не могу не согласиться, мама.
– Мне было видение. К чему бы это? Погуглю-ка в Интернете «шапочка на голове младенца».
