* * *
Витю забрали, а ей сказали ждать пока в приемном отделении. Смотровая понадобилась другим больным, и Александра с Гришей устроились в коридоре на скамеечке. Сидели рядышком, взявшись за руки, и ждали, что им скажут. Старик с бровями (Александра так волновалась, что не запомнила, как его зовут) объяснил, что попытается вылечить Витю без операции, но исключать этот путь пока нельзя. Если получится консервативно, то ребенка направят в палату наблюдения, где «мамочка» сможет за ним ухаживать, ну а если нет, то по ситуации.
Старик выглядел очень грозным, не успокаивал и не обещал, что все будет хорошо, но почему-то, как только он посмотрел Витю, паника отпустила Александру. Она верила, что для ребенка будет сделано все возможное и он обязательно поправится.
Сердце уже не трепетало, как заячий хвост, ушло противное чувство пустоты под ложечкой, и Александра стала способна думать о практических вещах. Собираясь в больницу, она побросала в пакет какие-то Витины вещички, а о себе не подумала. Между тем нельзя же находиться в хирургическом отделении в уличной одежде! Обязательно нужен халатик и тапки… А что делать с Гришей? Понятно, что мальчик волнуется за брата и все равно не уснет, но все же нехорошо, что он коротает ночь на скамейке в приемном отделении.
Тут в коридоре показалась шумная и, видимо, пьяная компания. У одного из ее членов рука была обмотана тряпкой, пропитанной кровью так сильно, что капли летели на пол.
Александра обняла Гришу, прижала к себе и сдвинулась на скамеечке подальше.
Только компания утихомирилась и села ждать врача возле перевязочной, как с грохотом пролетела по коридору каталка, толкаемая сотрудниками «Скорой помощи». Александра отвернулась, чтобы не видеть лежащего на ней человека, и свободной рукой прикрыла Грише лицо, чтобы он тоже не смотрел.
Жизнь кипела здесь, несмотря на ночное время.
Александра вдруг подумала, каким беспечным и приятным было ее собственное существование. Взросление в любящей семье, раннее замужество, крепкий и благополучный брак. Измены мужа, конечно, не обрадовали, когда она о них узнала, но в остальном все было просто идеально. Она могла позволить себе работать на полставки, а потом и вовсе стать домохозяйкой. Ничто не мешало ей развивать свои писательские амбиции, не пришлось выбирать между тяжелым изматывающим трудом с гарантированным куском хлеба без масла и приятным творческим процессом, который, может быть, принесет доход, а может быть, и нет.
Ей никогда не приходилось дежурить ночами, и чувство личной ответственности за чужую жизнь тоже было ей незнакомо. Зато все это выпало на долю ее мужа. Виктор не спал сутками, оперировал, принимал решения, от которых зависело, жить человеку или умереть. Общался вот с таким вот пьяным быдлом, как то, что шумит сейчас у перевязочного кабинета. Был в гуще жизни, в эпицентре борьбы за нее, пока жена сидела в хрустальном замке. Наверное, ему нужен был такой же боец, как он сам, с которым он сражался плечом к плечу, а не только безропотная принцесса, которая ничего не могла другого, кроме как ждать своего принца и гладить ему рубашки… Что ж, Инга как раз и была таким бойцом. Только вот если Виктор обрел наконец соратника и друга, почему не разделял с ним все, в том числе и быт?
Ладно, перебила себя Александра, сейчас не об этом речь. Пока доктора занимаются с Витей, надо решить, что делать со старшим. Альбине, что ли, позвонить, пусть приедет заберет? Бррр! Александру даже передернуло от этой перспективы. Что ж, бабка, конечно, притащится, она ж героиня, но что начнется, прямо думать не хочется. Сначала разрекламирует свой беспримерный подвиг, потом начнет до всех домогаться, как лечат Витю, что с ним делают и кто именно делает, а когда ее одернут, станет орать на всю больницу «яжеврач!». Вынесет мозг всем, уж в чем в чем, а в этом на нее можно положиться.
Попросить маму? Они с папой приедут без вопросов, но будут огорчены, что дочь до сих пор плотно участвует в жизни бывшего мужа. Потом оба они уже немолоды, и ночные приключения совсем для них не полезны. Господи, да они с ума сойдут, как только увидят входящий от дочери в такое время суток!
Тут зазвонил ее собственный телефон. Александра вздрогнула, прочитала, что это Колдунов, и с облегчением приняла вызов. Почему-то мысль, что это может быть бывший муж, была неприятна.
– Я освободился, – сухо сказал Ян. – Как у вас обстановка?
– Витю забрали доктора, вот сижу жду, что они скажут.
– Понятно. Ладно, я сейчас подъеду.
– Ну что вы, зачем. Тут вроде бы нормальные врачи.
– Подскочу на всякий случай.
Александра для виду поотнекивалась, но обрадовалась, что скоро появится взрослый человек, который поддержит ее и вообще проконтролирует ситуацию.
Она прикрыла Гришу полой своей куртки и украдкой помолилась, чтобы все прошло хорошо и малыш начал поправляться. Все тревоги и желания, обиды и огорчения, занимавшие ее жизнь в последнее время, теперь казались ничтожными и бессмысленными по сравнению с Витиным здоровьем. Не сданная вовремя книга, влюбленность в Мешкова – какая это суета сует, даже стыдно принимать всерьез. Дети – вот что важно, а остальное это так… Попытка заполнить пустоту.
Доктора не сказали, сколько придется ждать, и теперь Александра не знала, пора начинать паниковать или все идет по плану. Она окликнула медсестру и спросила, как она думает, скоро ли все решится, и та ответила, что в медицине нельзя делать никаких прогнозов. Как будет, так будет. Но раз пришел сам Ивлиев, добавила медсестра, то сделает все, что только возможно, чтобы ребенок скорее поправился.
Александра кивнула, но сказать ничего не смогла: во рту пересохло, а сердце колотилось так быстро, будто она пробежала кросс. Бывают такие болезни, когда самый лучший врач оказывается бессилен.
Никогда раньше она не слышала такого диагноза «инвагинация». Вдруг это совсем безобидная болезнь и она напрасно боится? Не выпуская Гришу из объятий, Александра свободной рукой достала телефон и набрала «инвагинация». Пальцы дрожали, картинка на экране прыгала, и Александра едва понимала смысл слов.
Она зажмурилась, медленно выдохнула, приказала себе сосредоточиться, и лишь тогда получилось прочесть, что инвагинация это особый вид кишечной непроходимости, причиной которой является внедрение одной части кишечника в другую. Сейчас доктора пытаются расправить кишку консервативно, но если это не получится, то придется делать серьезную операцию. Александра стиснула зубы, чтобы не заплакать: как это, оперировать такого маленького? Как он перенесет наркоз? Как будет потом жить?
Тут подошла медсестра и сказала, что Витю перевели в палату, пусть Александра оставляет верхнюю одежду здесь и поднимается ухаживать за ним.
Витю, как докторского сына, положили в отдельную палату и как раз вкатывали туда детскую кроватку, когда Александра с Гришей поднялись.
– Ну что вы, – засуетилась Александра. – Зачем это, мы бы и в общей полежали.
– Ладно, ладно. – Сестра уложила спящего Витю в кроватку. Александра кинулась к ребенку и даже в тусклом свете ночника увидела, что выглядит он гораздо лучше.
