Еще более непритязательны лишайники. Эти небольшие серо-зеленые организмы представляют собой симбиоз гриба и водоросли. Для прикрепления им нужен какой-либо субстрат, и в лесу эту роль выполняют деревья. В отличие от мхов лишайники поднимаются по стволам гораздо выше, поскольку под широколиственным пологом их и без того очень медленный рост еще сильнее тормозится. Часто за несколько лет они успевают образовать лишь похожую на плесень нашлепку на коре, которая заставляет многих посетителей леса беспокоиться, не больно ли дерево. Нет, это не болезнь, лишайники не причиняют деревьям вреда и, вероятно, совершенно им безразличны.
Недостатки медленного роста компенсирует удивительная долговечность лишайников: они могут жить несколько сотен лет. Это показывает, что они в совершенстве приспособились к общей медлительности естественных лесов.
Беспризорники
Удивлялись ли вы тому, что Мамонтовы деревья в Европе никогда не бывают особенно большими? Хотя некоторым из них уже сравнялось 150, но ни одно еще не поднялось выше 50 метров. На своей исторической родине, например в лесах западного побережья Северной Америки, они играючи дорастают до вдвое большей высоты. Почему здесь это не удается? Если мы вспомним о древесных детских садах, о чрезвычайной медлительности в юности, можно сказать: это же еще дети, чего от них ждать! Однако в такой образ не вписывается аномальный диаметр старейших европейских мамонтовых деревьев, который часто превышает 2,5 метра (если измерить на уровне груди). Расти они умеют, это точно, только направляют свои силы куда-то не туда.
Одно из указаний на возможную причину дают местообитания. Очень часто это городские парки, где Мамонтовы деревья когда-то высаживали как экзотические трофеи князей или политиков. То, чего здесь в первую очередь не хватает, – это лес, точнее, родственники. В возрасте 150 лет эти деревья, способные прожить тысячелетия, еще действительно совсем дети, растущие здесь без родителей и вдали от родины. Никаких дядюшек и тетушек, никакого веселого детсада нет, им приходится влачить жизнь на чужбине в полном одиночестве. А что же другие деревья в парке? Разве они не образуют подобие леса, не могут стать приемными родителями? Но их, как правило, высаживали в те же годы, так что они не могли предложить маленьким мамонтовым деревьям защиту и покровительство. Кроме того, эти виды для них совершенно, абсолютно чужие. Передать Мамонтовы деревья на воспитание липам, дубам или лесным букам – все равно как доверить человеческих младенцев мышам, кенгуру или горбатым китам. Это не работает, и маленьким американцам приходится пробиваться самим. Без матери, которая кормит их и строго следит за тем, чтобы потомство не росло слишком быстро, без ласкового лесного климата с его влажностью и безветрием. Одно сплошное одиночество! Мало того, почва в большинстве случаев – просто катастрофа. Если естественный лес балует нежные корни мягкой, рыхлой, богатой гумусом и постоянно влажной почвой, то парки предоставляют им твердые, обедненные и утоптанные за долгую городскую историю земли. Вдобавок вокруг деревьев теснится публика, чтобы потрогать кору или отдохнуть под тенистой кроной. За десятки лет постоянного топтания почва у подножия деревьев все больше уплотняется. Дождевая вода стекает слишком быстро, и зимой не скапливается достаточного запаса на лето.
То, что дерево посажено, а не выросло само, тоже сказывается на его последующей жизни. Ведь чтобы деревце из питомника можно было доставить к постоянному месту жительства, его долгие годы подготавливают. Каждую осень корни в грядках обрезают, чтобы они оставались компактными, и впоследствии дерево можно было легко вынуть из почвы. Общая площадь корневой системы, которая у деревца трехметровой высоты в естественных условиях занимала бы около 6 метров в диаметре, сокращается таким образом до 50 сантиметров. Чтобы крона при такой обрезке не страдала от жажды, ее тоже сильно обрезают. Это делается не для здоровья дерева, а исключительно для того, чтобы с ним было легче манипулировать. К сожалению, при всех этих процедурах обрезают и напоминающие мозг структуры вместе с чувствительными кончиками корней – ой! И дерево, как будто потеряв ориентацию, не находит путь в глубину почвы и образует поверхностную корневую систему. С такими корнями оно может добывать воду и питательные вещества лишь в очень ограниченном объеме.
Поначалу все это, видимо, не особенно мешает молодым деревцам. Они набивают себя сладостями, потому что на ярком солнечном свету можно фотосинтезировать сколько душе угодно. Отсутствие заботливой матери в таких условиях не слишком тяжелая потеря. Не страшна и нехватка воды в утоптанной, как камень, почве, ведь за ними любовно ухаживают, а в засуху поливает садовник. Но прежде всего: никакого строгого воспитания! Никакого «тише едешь, дальше будешь», никакого «подожди, пока тебе исполнится 200», никакого наказания лишением света, если деревце не растет прямо. Молодые деревца могут делать все, что им вздумается. И как будто на спор, они пускаются во все тяжкие и каждый год образуют длинные вертикальные побеги. Однако на определенной высоте детские льготы кончаются. Полив 20-метровых деревьев потребовал бы гигантских расходов воды и времени. Чтобы насквозь промочить корни, садовнику пришлось бы вылить из своего шланга несколько кубометров воды – на каждое дерево! Так что уход за ними однажды просто прекращается.
Сами Мамонтовы деревья этого поначалу почти не замечают. Десятки лет они провели как у Христа за пазухой, делая все, что захочется. Их толстый ствол, как пивное брюшко у людей, выдает привычку к солнечному чревоугодию. Крупный размер клеток внутри ствола, большое содержание в них воздуха и уязвимость к грибам в молодые годы еще не играют особой роли. Боковые ветви тоже свидетельствуют о развязном поведении. Лесные правила хорошего тона, предписывающие иметь в нижней части ствола тонкие ветви или вовсе никаких, в парках неизвестны. Благодаря яркому свету, проникающему до самой земли, Мамонтовы деревья образуют толстые боковые ветви, которые с годами так сильно прибавляют в объеме, что буквально напрашивается сравнение с накачанным культуристом. Правда, все нижние ветви до высоты 2–3 метров садовники обычно спиливают, чтобы не загораживать вид для посетителей парка. Однако в сравнении с естественным лесом, где толстые ветви растут лишь с высоты 20, а то и 50 метров, это все-таки роскошь.
В итоге формируется короткий толстый ствол, а над ним сразу крона. Крайний вариант паркового дерева выглядит и вовсе как одна сплошная крона. Его корни проникают в плотно утоптанную почву менее чем на 50 сантиметров и почти не создают опоры. Это очень рискованно, и экземпляру нормального роста не хватало бы устойчивости. Однако за счет формы роста, далекой от деревьев естественного леса, центр тяжести у мамонтовых деревьев расположен очень низко. За счет этого ветру не так легко вывести их из равновесия, и они относительно устойчивы. Но вот дерево перешагнуло столетний рубеж (то есть достигло школьного возраста), и уже намечается конец беззаботной жизни. Самые верхние побеги засыхают, и несмотря на все попытки подняться повыше, путь дерева закончен. Однако благодаря естественной пропитке против грибов Мамонтовы деревья могут продержаться еще много десятилетий даже при поврежденной коре.
