Важно знать и помнить, что все перечисленные и многие неперечисленные особенности неандертальцев не обязаны встречаться полным комплексом у всех индивидов. Например, женщина Ла-Кина 5 имела много продвинутых черт строения черепа, а мужчина Ла-Ферраси I – бедренной кости.
Показательно, что неандертальцы специализированы по сравнению как с гейдельбергенсисами, так и сапиенсами. Некоторые антропологи склонны поэтому говорить о “гиперсапиентности” неандертальцев. Обычным объяснением этого является адаптация к морозному климату ледникового оледенения: многие из указанных признаков европейских классических неандертальцев могли возникнуть под влиянием тяжелейших климатических условий около 70–60 тыс. лет назад. Кроме того, интересные аналогии морфотипу европейских неандертальцев можно найти среди современных арктических народов – чукчей и эскимосов. Широкие плечи, бочкообразная грудь, коренастое телосложение – все это приспособления к арктическому климату. Однако у неандертальцев биологическая специализация к холоду зашла намного дальше, чем у современных арктических популяций человека, видимо из-за неразвитости культуры, которая не могла обеспечить надежного барьера между климатическими невзгодами и неандертальским организмом.
Кстати, о медведях и лисах…
На человека, как и на других теплокровных животных, распространяются экогеографические правила Бергмана и Аллена. Согласно первому, животные, живущие в холодных условиях, обычно крупнее обитающих в тепле и комфорте. Классическим примером служат медведи: полярные белые – самые огромные, бурые из умеренного пояса – средние, тропические малайские – самые мелкие. Второе правило гласит, что у тех, кто населяет холодные области, короче выступающие части тела – чтобы не отморозить; чем климат жарче, тем больше надобность остывать, отчего ноги, уши и хвосты становятся длиннее и тоньше. Чем ближе форма тела к шару, тем дольше оно остывает, ибо площадь относительно объема у этой формы минимальна; в частности, самовар потому и пузат, что его задача – не остыть, а изящный бокал не имеет шансов сохранить тепло. Лучший образец правила Аллена – лисы: полярный песец кругленький, плотненький, с короткими ушками, мордочкой и лапками, лиса умеренного климата имеет средние пропорции, а пустынный фенек поджар, щупл, без меры лопоух, востронос и длинноног.
Понятно, что эти правила не вполне универсальны, но в общем и целом срабатывают. Неандертальцы вполне вписываются в них. Пусть они не были слишком рослыми, но массивность вполне искупала этот недостаток; весили они наверняка немало. У неандертальцев были укороченные относительно туловища руки и ноги. Правило Аллена продолжает действовать и в пределах самих рук и ног: предплечье относительно плеча и голень относительно бедра у неандертальцев короткие, тогда как для большинства сапиенсов типична противоположная комбинация – укороченные плечо и бедро.
Впрочем, неандертальцы жили не только и даже не столько на суровых северах. Хотя чаще всего их представляют как мохнатых обитателей заснеженных пространств приледниковой зоны и этот образ вроде бы наглядно подтверждается костями животных мамонтовой фауны, в изобилии находимыми на стоянках, необходимо помнить, что подавляющее большинство неандертальцев жило все же в Средиземноморье. Немало их обитало вообще на Ближнем Востоке, где в те времена, как и сейчас, росли, скажем, финиковые пальмы. Показательно, что при всех многочисленных признаках морфологической адаптации европейских неандертальцев к холодному климату они практически не заселялись в области, где зимние температуры опускались ниже −8 °C, и предпочитали летние от +12 до +25 °C (Davies et Gollop, 2003). Температуры холоднее –8… –10 °C, вероятно, были критическими для неандертальцев, предположительно из-за несовершенства их одежды и неумения строить теплые жилища (Vendramini, 2009).
Исключения, конечно, тоже есть, но они немногочисленны и даже спорны. Самым выдающимся примером холодоустойчивости неандертальцев является стоянка Бызовая, расположенная на Полярном Урале, на реке Печоре. Слои заселения тут датированы 27–29 тыс. лет назад или 31–34 тыс. лет назад (Slimak et al., 2011). Орудия предположительно относятся к мустье, хотя отмечено сочетание мустьерских и верхнепалеолитических элементов. К сожалению, тут не найдены человеческие останки, так что неясно, были ли изготовители сих орудий последними и самыми северными неандертальцами, бежавшими от нашествия сапиенсов аж до Полярного круга, или же это были сапиенсы-первопроходцы, использовавшие очень архаичную технологию. Датировки позволяют допустить оба варианта.
Конечно, многие исследователи пытались выделить хронологические или географические группы (например: Алексеев, 1978; Гремяцкий, 1948), мало-мальски надежны из них четыре или пять. Ранние неандертальцы жили до времени примерно 70 тыс. лет назад; часто их называют также “атипичными”, но при этом включают сюда и гейдельбергенсисов. Классические неандертальцы жили в Европе с 70 до примерно 30 тыс. лет назад (названы “классическими” они исключительно по той причине, что именно их скелеты были первыми найденными и описанными палеоантропологическими находками). Видимо, несколько отличались от них “грацильные микродонтные неандертальцы типа Ортю”, жившие по северным берегам Средиземного моря. Также особое положение занимают ближневосточные и центральноазиатские неандертальцы, хотя относительно единства этой группы есть сомнения. Иногда еще выделяются пережиточные неандертальцы, жившие позже 45 тыс. лет назад.
“Атипичные” еще не имели ярко выраженного комплекса всех неандертальских специализаций; классические формы – самые образцовые, всем неандертальцам неандертальцы; “микродонтные” отличаются более грацильным сложением и сравнительно мелкими зубами; ближневосточные, напротив, крупнее, а в чертах некоторых представителей проглядывают ненеандертальские особенности вроде высокого свода и округлого затылка; пережиточные неандертальцы – тоже обладатели ряда вроде бы сапиентных признаков, доставшихся им, скорее всего, от уже прибывших в Европу кроманьонцев.
Жизнь неандертальцев была нелегка. Об этом недвусмысленно свидетельствуют многочисленные болячки на их костях. Более того, те или иные патологии есть едва ли не у всех взрослых неандертальцев, а на детских скелетах они, видимо, просто не успели отпечататься в силу возраста, хотя сам факт детского скелета говорит о том, что не все было ладно в государстве неандертальском. Но, как известно оптимистам, стакан ведь наполовину полон: если большинство неандертальцев успешно выживали с неоднократными переломами, артритом и гормональными нарушениями – в отсутствие больниц, докторов и даже фельдшеров, стало быть, они обладали не только крепким, но даже богатырским здоровьем. Есть такой парадокс в палеопатологии: коли на скелете много деформаций, значит, человек был очень здоровым, ведь чтобы болезнь оставила след на костях, необходимо довольно долгое время. Человек, конечно, страдает, ему плохо, но он таки борется с недугом, живет и не умирает, иногда годами. А вот если на скелете нет никаких следов, стало быть, этот человек был заморышем – сдался первой же заразе без сопротивления. Конечно, не все болезни отпечатываются на костях, но статистически принцип срабатывает: плохая жизнь кончается грудами “здоровых” скелетов, а хорошая – “больных”. Так вот у неандертальцев как раз чуть ли не все скелеты патологичны, выходит – жизнь была стабильна и надежна, хотя и тяжела. Обращает на себя внимание и тот факт, что от ранних неандертальцев к поздним число патологий растет.
