Анастасия больше не могла позволить себе спать до двенадцати. В течение шести лет она родила Луи четырех детей – троих мальчиков и одну девочку – и воспитание графских наследников легло на ее хрупкие плечи. Да, разумеется, у нее была многочисленная прислуга – няни и горничные, но за конечный результат отвечала она одна.
Единственная роскошь, которую себе позволяла, это встать в шесть утра и в течение часа полежать в ванне с пеной, набираясь сил и энергии на предстоящий день. Вода всегда придавала бодрости. Но сегодня с утра она была лишена этого невинного удовольствия – в старом замке прорвало очередную трубу!
Открутив золотистый кран и с грустью констатировав, что вода из него не льется, Анастасия приняла окончательное решение – когда у детей закончится школа, она заставит мужа вместе с ними уехать на месяц, наймет рабочих и заменит все системы коммуникации! И плевать ей на старину и аутентичность. Вода в кране дороже.
Пока Анастасия давала распоряжение прислуге, чтобы вызвали аварийную бригаду, проснулся старший сын Филипп, ее радость и гордость. Он был фантастически красив – унаследовал темные блестящие кудри отца и синие глаза и легкую фигуру матери. Владел в совершенстве пятью языками, с легкостью мог цитировать Шекспира и Канта, собирался поступать на философский факультет и тратил время не в праздных развлечениях, а читая серьезные философские трактаты и посещая университет вольнослушателем. Собирался поступать в Оксфорд, и Анастасия не сомневалась – сына там примут с распростертыми объятиями.
Филипп уже был одет и готов к выходу. Как всегда строгие темные брюки и белая рубашка.
– Доброе утро, мама. – Он поцеловал женшину в щеку. – Завтрак готов?
– Да, твоя каша и тосты на столе, планируешь сегодня задержаться? – Анастасия с нескрываемой любовью смотрела на сына. Как же он быстро вырос. Венец человеческого творения.
– Возможно, заеду к бабушке, проведаю. – Филипп поставил кожаный портфель возле лестницы и направился в столовую, где уже хлопотали горничные.
– Лучше бы ты девушку проведал, – вздохнула Анастасия сыну вслед. Старую графиню де Монмулан она недолюбливала. Впрочем, чувство было взаимным, старуха всегда считала брак сына мезальянсом.
– Успеется, – крикнул матери из столовой Филипп.
Анастасия бросила быстрый взгляд на огромные напольные часы – почти семь. Пришло время будить близнецов. Конечно, можно было поручить это кому-то из прислуги, но ей нравилось самой заниматься детьми. Ведь в конце концов это ради них она бросила сцену!
Подхватив подол длинного платья (Анастасия даже дома не позволяла себе расслабиться и перейти на жуткие домашние костюмы), она легко взбежала по мраморной лестнице. Легким, ласкающим движением касаясь медных перил, свернула в правый коридор. Комнаты Анри и Франсуа находились рядом. Но не успела Анастасия поднять руку, чтобы постучать к Анри, как дверь распахнулась и сын, одетый в спортивный костюм, показался на пороге.
– Привет, ма! – Он клюнул ее в щеку и, в один прыжок преодолев пространство до комнаты брата, стукнул в дверь.
– Погнали! – гаркнул он.
– Тише, Луизу разбудишь! – шикнула на него мать и снова невольно залюбовалась – близнецы получились ее копией. Высокие, светловолосые, синеглазые. Похожие на античного Давида.
– Да она давно не спит, – пожал плечами Анри и снова приготовился стучать в комнату брата, но дверь отворилась и Франсуа показался на пороге, одетый в шорты и футболку.
Близнецы уже много лет профессионально занимались спортом. Анри отдал предпочтение групповым видам и был капитаном юношеской футбольной команды. К нему уже серьезно присматривались охотники за головами. А Франсуа в прошлом году выиграл юношеский Уимблдон. Они походили на греческих богов – каждая мышца юного тела накачана и прорисована. В повороте головы врожденное изящество. Неудивительно, что их, столь юных, уже так любили таблоиды.
Близнецы скатились вниз по мраморной лестнице, переполошив весь дом и вызвав улыбку на губах матери – нет, однозначно, бросить сцену и родить детей было самым мудрым решением в ее жизни.
Пришла очередь Луизы. Анри говорил, что она уже встала? Дочь была совой и любила поваляться в постели подольше, как и мать. Но не сегодня.
– Мама, нужно спешить, ты уже собрала печенье? – Двенадцатилетняя Луиза была одета в джинсы и футболку. Все еще ребенок, но еще совсем чуть-чуть, и начнет округляться и отдаляться от матери.
Луиза была похожа на отца – невысокая, стремительная, энергичная, смешливая, с темными горящими глазами. Настоящая француженка. Она была бунтаркой. Цель и смысл ее выступлений периодически менялись: ей хотелось объять необъятное, сделать все и сразу.
Сейчас юная графиня была против несправедливого обращения с животными – вот уже больше года она не ела мяса, отказалась от кожаной обуви, с упреком смотрела на мать, когда та зимой надевала меха в оперу (сказать что-либо, впрочем, не позволяло воспитание). Луиза верила, что всего через пару лет она сможет изменить мир к лучшему. Такая же мечтательница, как и отец.
Анастасия рассматривала дочь – смоляные волосы забраны в хвост, черные глаза в окружении пушистых черных ресниц требовательно смотрят на мать.
– Мама, печенье? – настойчиво повторила Луиза, и Анастасия с ужасом осознала, что она напрочь забыла про печенье, которое та напекла вчера вечером и собиралась вместе с такими же неравнодушными молодыми людьми продавать сегодня утром на вокзале.
Все собранные средства они намеревались отправить в приют для бездомных животных. А она, Анастасия, вызвалась им помогать. В их кругах сейчас было модно заниматься благотворительностью, а она как раз никак не могла подобрать направление по душе. Немного поразмыслив, графиня решила, что бездомные зверюшки это то, что нужно. Ну кто не любит миленьких маленьких кошечек и собачек? Только вот она совершенно забыла о том, что обещала дочери упаковать печенье в красивую коробку, чтобы придать более товарный вид.
– Я распоряжусь подать завтрак, – уведомила она дочь. Пока та будет завтракать, она успеет упаковать дурацкое печенье. Так и знала, что все пойдет не так! Стоило трубе прорваться.
– Не надо! – слишком поспешно возразила дочь и отвела глаза.
Анастасия с трудом подавила вздох – все ясно, против феодальных отношений она нынче тоже бастует. Отказывается от прислуги, все предпочитает делать сама, но умений еще не хватает. И сейчас вместо того, чтобы съесть распаренную овсянку с медом и орешками на завтрак, пойдет грызть хлеб с маслом – вершину кулинарных творений.
– Надо, – настояла мать. Вообще она старалась не вмешиваться в порывы детей, но если это грозило обернуться больным желудком, ее материнским долгом было этому помешать.
Дочь не осмелилась перечить и с грустным видом отправилась в столовую. Пока Луиза ела, графиня тихо приказала горничной красиво упаковать печенье. Сама сменила одежду – для торговли на вокзале решила одеться демократично – на последней неделе моды она купила комбинезон, облачающий тело в мягкую ткань одним движением молнии, и серебристые кроссовки. С удовольствием полюбовалась на себя в зеркале: многочисленные роды ничуть не испортили прекрасную фигуру балерины. Все те же стройные ноги, узкие бедра, сильные красивые руки словно лебяжьи крылья. Она решила оставить светлые волосы распущенными, для утра надела в уши скромные каратники, но обручальное кольцо с массивным бриллиантом снимать не стала. С ним она никогда не расставалась – подарок мужа.
