– И как? – улыбнулась графиня, протягивая руку и инстинктивно гладя девушку по голове, словно кошку. Та в ответ вдруг подставила ей голову, как бы приглашая продолжить ласковое движение.
– Ужасно, – рассмеялась Мона.
– Ничего, вы все сможете, завтрак для вас ерунда, – подбодрила ее графиня, а девушка, внезапно став серьезной, покачала головой:
– Нет, я ничтожество, которое даже завтрак не в состоянии приготовить с первого раза. Понимаете, все это время, что я здесь, я ничего не сделала сама, чтобы отсюда уехать, – внезапно разоткровенничалась она, – я все время жду, что придет папа и решит все мои проблемы, как это было всегда. Но ведь он не придет.
– Откуда вы знаете? – осторожно спросила графиня, понижая голос и косясь на дверь.
– Он понятия не имеет, где я, где меня запер этот псих. – Мона внезапно крепко вцепилась в руку графини, притянула ее к себе и зашептала: – Вы знаете, как называется это место? Здесь есть где-нибудь телефон или Интернет?
– Почему вы тогда зашли ко мне домой? – вдруг ответила вопросом на вопрос графиня.
Девушка опешила на секунду.
– Мне показалось, что вы кричали, и я хотела вам помочь, – откровенно призналась она.
– Помочь мне? – Голос графини почему-то дрогнул.
– Да, – нетерпеливо ответила она, не понимая, почему графиня спрашивает такие очевидные вещи. – Интернет, телефон? – еще раз настойчиво повторила, возвращая графиню в конструктивное русло.
Ответить та не успела, дверь отворилась, и в комнату зашел Кирилл. Мона бросила на него полный ненависти взгляд – он что, стоял и подслушивал, ожидая, как далеко она зайдет?
– Какое красивое кольцо, – восхитилась она вслух простеньким украшением на пальце графини, пытаясь оправдать свой жест и ту цепкую хватку, которой она держала графиню за руку.
– Спасибо, графиня, на сегодня вы можете быть свободны, Моне нужно время, чтобы восстановиться, – вежливо, но настойчиво объявил Кирилл, подходя к кровати, беря в свои руки руку графини, целуя ее и потихоньку тесня ее к выходу. Та бросила растерянный взгляд на девушку, закусившую губу и делано безразлично смотрящую в окно.
– Когда я смогу прийти для урока вышивания? Мона высказала желание этому научиться, – остановилась графиня и нарочито громко поинтересовалась у Кирилла.
Тот в изумлении обернулся к пленнице. Та, в свою очередь, перевела недоумевающий взгляд на графиню. Ни о каком вышивании она ей не говорила. Воспользовавшись тем, что Кирилл на нее не смотрит, графиня одними губами произнесла слово «Почта». И Мона снова поняла, какой же она была дурой.
* * *
Два дня она провела, не выходя из комнаты и практически не вставая с постели. Еду приносили и оставляли под дверью, но ей так и не удалось отследить, кто это делает. Заточение было особенно тягостным, потому что впервые за долгое время девушка чувствовала небывалый прилив сил и жажду деятельности. Хотелось бежать как можно скорее на почту, чтобы отправить письмо папе.
Мона не рассказала Кириллу о том, что случилось на самом деле. Она и сама толком не могла объяснить, что заставило ее промолчать. Возможно, ей хотелось иметь собственную тайну. Что-то, что принадлежало бы только ей в этом доме, лишенном укромных уголков, где у нее ничего не было, кроме знания, что за ней постоянно наблюдают. А возможно, она почувствовала, что сможет воспользоваться этой информацией в будущем. В любом случае, о том, что случилось, Кирилл так ничего и не узнал, потому что Никита тоже решил молчать до победного конца. Пока тайное не станет явным, между делом молясь, чтобы правда никогда ни при каких обстоятельствах не вышла наружу.
За эти два дня Мона тысячу раз промотала в голове одну и ту же картину – на мониторах в комнате наблюдения видны не только ее комната, но и ванная с туалетом. На последнее ей было плевать – если кому-то охота поглазеть на нее голую, пусть ни в чем себе не отказывает, ей нечего стыдиться.
Хуже было то, что у нее не было укромного места, где она могла бы написать папе письмо. Но Мона запомнила и еще кое-что – библиотека практически не просматривалась. Она заметила только вход на одном из экранов, но других многочисленных комнат здания на них не было. Девушка решила, что это единственное место, где она сможет написать письмо отцу. Она не была до конца уверена, может ли доверять Яну, но, возможно у нее получится отправить его в архив за редкой книгой, чтобы самой успеть черкнуть пару строк.
Весь день она обдумывала, как рассказать, где именно она находится, ведь названия места она не знала. Описать, что здесь есть библиотека, замок, парк и несколько домов? Такое описание подходило под каждый второй европейский город. Хотя о том, что она не в Европе, говорил указатель с надписью на русском языке – «Перекресток Старого профессора». Хорошо, она напишет папе об этом, возможно, ему или его людям это что-то скажет. Стоит ли добавить, что все эти здания принадлежат Кириллу? Или же он просто установил там камеры, не имея на это никакого права? Тут нельзя было сказать наверняка. Но папе будет достаточно лишь узнать имя ее похитителя. Дальше он сам разберется. В воображении Моны фигура отца не потеряла своего детского масштаба – он может все, что угодно.
Воспользовавшись наступлением ночи и отчаянно понадеявшись, что у нее в комнате нет камеры ночного видения и за ней не следят круглосуточно, девушка стянула лист бумаги и карандаш, лежавшие в небольшом бюро. И хотя это не было преступлением – ведь кто-то же оставил эти вещи для нее, она все равно решила держать в тайне все свои действия. Да и папа всегда говорил, что лучше всего планы держать при себе, пока они не осуществятся.
На следующее утро она сделала попытку выйти из дома, но была остановлена Кириллом, настоявшим на том, что ей все еще необходимо оставаться в постели. Мона уже порядком затосковала и сослалась на необходимость пополнить запас книг, чтобы не умереть от скуки, но мужчина остался непреклонен – полный покой. Ужин ей принесут.
После ужина попробовала медитировать – но не так, как она это обычно делала по завершении класса йоги, слушая прикольную музыку и думая об очередном бойфренде, а по всем правилам, сосредоточившись на дыхании. Она хотела набраться сил и энергии, а затем провести ночь у окна, карауля машину Кирилла. Ей пришло в голову, что будет не лишним указать номер авто, вдруг оно зарегистрировано в каком-то местном отделении? Но не заметила, как уснула десять минут спустя после начала медитации.
Утром проснулась сама с первыми лучами солнца – дом молчал. Спустилась на кухню и обнаружила там все тот же набор продуктов – овсянка, молоко, яйца, тосты.
В этот раз яичница удалась с первого раза и пострадало только одно яйцо. Моне показалось, что ничего вкуснее она не ела. Подсушила тост и сама разобралась с кофе-машиной. Чувствуя себя взрослой и способной на любые подвиги, девушка, прихватив книги, выскочила во двор. Ночью снегопад прекратился, и ей не пришлось прилагать особых усилий, чтобы выйти, – она просто пошла по колее, оставленной какой-то машиной, возможно, джипом Кирилла – как жаль, что ей так и не удалось его отследить. Ну ничего, она верила в отца и силу его интеллекта – ему должно хватить того, что она напишет.
