* * *
Мона пришла в себя от звука воды и мерзкого ощущения, что ей снова восемь и она намочила постель. Что-то капало на лоб. Маленькая капля ударялась о гладкую кожу, скользила по ней, достигала носа, стекала и собиралась на самом кончике, вызывая острое желание чихнуть. Девушка открыла одновременно глаза и рот, намереваясь заорать на глупую дуру-горничную, до сих пор не распахнувшую тяжелые шторы и решившую зачем-то налить ей воду на голову. Даже успела сдавленно что-то крикнуть, но когда реальность происходящего обрушилась на нее, оборвала себя на полуслове.
Вчера она удрала от папы, потому что Грегор слил в сеть их видео, вышла на улицу, а потом… что было потом, она не помнила. Провал. Черная дыра. Мона помотала головой и несколько раз энергично моргнула – в комнате по-прежнему было темно. Или это не комната, а подвал? Слишком сыро. Следующим чувством, вернувшимся к ней, был озноб. Она замерзла. Могильный холод сковал руки и ноги, проник под кожу и целился куда-то в область сердца. Девушка попыталась обхватить себя руками за плечи, но ей это не удалось. На краткий миг показалось, что она лишилась рук, и она снова чуть не заорала от ужаса, но быстро поняла, что руки просто связаны за спиной.
Мона поерзала на неудобном лежбище, разгоняя давящую тишину, и тут же к монотонному звуку капающей воды присоединился еще один кошмарный звук – зубная дробь. С легким удивлением она осознала, что издает этот звук сама. Она клацает зубами, но не от холода, а от ужаса. Ее похитили? Потребуют выкуп? А потом убьют?
– Эй! – тихо сказала Мона, словно пробуя слово на вкус.
В полной тишине звук оглушил ее. Казалось, что она находится под церковными сводами – когда-то еще в школе их потащили на экскурсию в очередное аббатство, где они с Кейт, устроившись на задних рядах, попытались потрепаться, чтобы не умереть от скуки, слушая лектора. Но буквально первые же слова прозвучали под серыми каменными сводами с такой мощью, что Моне пришлось заткнуться, иначе бы ее наказали, лишив права выходить на улицу в течение недели.
– Эй, – повторила она чуть громче.
Глаза начинали немного привыкать к темноте, и она уже не казалась кромешной – на самом верху одной из стен было крошечное слуховое окошко, пропускавшее слабенький пучок света. Его было достаточно для того, чтобы рассмотреть, что она находится в комнате с высокими потолками. Помещение выглядело нежилым и походило на кладовку или нелюбимую комнату богатого особняка, в которую просто свалили старую мебель на время капитального ремонта. Мона увидела, что лежит на внушительных размеров деревянной кровати, чье жесткое дно было прикрыто лишь тоненьким матрацем, впрочем, нисколько его не смягчавшим. Рядом с ней стоял огромный деревянный шкаф, несколько комодов, в дальнем углу расположились кресло-качалка, вешалка для одежды и еще один шкаф поменьше. Все было расставлено хаотично, без какого-либо намека на стиль или просто порядок. Мона вдруг почувствовала себя игрушкой, которую бросили вместе со старой мебелью в пыльном помещении и забыли, потому что она больше не нужна владельцу.
Девушка попробовала привстать – ей было ужасно холодно и хотелось для начала согреться. Думать было просто невозможно, казалось, у нее мозг замерз. Ноги не были связаны. Она напрягла мышцы живота и села на кровати, немного поерзала и опустила ноги на пол, почувствовала холод даже сквозь толстую подошву кроссовок.
Сверху снова что-то капнуло – Мона задрала голову, но рассмотреть ничего не удалось. Потолок был бесконечно высоким, даже выше того, что у нее в доме. Ей показалось, что она находится в каком-то замке. На них она тоже насмотрелась во время учебы. Британцы обожали старую рухлядь и бесконечно таскали их на экскурсии во владения знати. Каждый раз Мона жалела бедных богатеев – босиком по камню не походишь, никаких тебе теплых полов, в спальне согреться можно было, только если в камине сжигали полено. А в туалет вообще в дырки в стене ходили!
При мысли о туалете скрутило мочевой пузырь – Моне отчаянно захотелось его опустошить. Она повертела головой по сторонам и заметила большое ведро, стоящее перед входом в комнату. Встала и снова шлепнулась на кровать – голова закружилась. Посидела минуту, стараясь восстановить равновесие.
– Папа, – тихонько позвала она, с ужасом осознавая, что его рядом нет и ее проблем он не решит. Оставалось надеяться, что выкуп он отдаст как можно скорее, и кто бы ни были похитители, они не будут ее насиловать или убивать.
Осторожно попыталась встать еще раз. Со второй попытки это удалось. Стоило принять вертикальное положение, как комната моментально наполнилась звуками – с регулярностью, сводящей с ума, капала вода, писк и скрежет – мыши, кошка? Ладно, потом разберется, вначале в туалет.
Мона с трудом доковыляла до ведра – передвигаться со связанными за спиной руками было довольно сложно – и уставилась на крышку. Скованные руки не давали возможности ее снять. Девушка перенесла вес тела на левую ногу и носком правой попыталась сбить крышку с ведра. Та оказалась довольно тяжелой. Попробовала еще раз и еще. С третьей попытки крышка слетела, а писк и скрежет стали более отчетливыми. Мона приблизилась к ведру и, извернувшись, стащила с себя шорты (хорошо все-таки, что под них она ничего не надела). Присев над ведром, она посмотрела вниз и в тусклом свете увидела источник звука. В ведре сидела огромная крыса и внимательно смотрела на полуобнаженную девушку.
Мона заорала так сильно, что сама оглохла от своего крика. Подскочив, она задела ведро и то опрокинулось. Крыса выскочила, мазнув по ее ноге мягкой теплой шкуркой. Девушка перешла на фальцет и чуть сама не захлебнулась своим криком. Она не услышала, как в замке повернулся ключ и дверь отворилась:
– Ну что ж вы так кричите? Вас разве не учили, что девушкам негоже поднимать голос. Ну и встречать гостей неодетой, само собой.
Мона подпрыгнула на месте от ужаса, резким движением натянула на себя шорты и быстро повернулась к говорящему. Она моментально узнала его, хотя свет из коридора освещал только фигуру, оставляя лицо в тени.
– Ах ты ж, сука… – Мона бросилась к мужчине, намереваясь что? Боднуть его, лягнуть, ударить? Она и сама не понимала, но была полна решимости выместить на нем всю ярость и отчаяние.
Но задуманное не удалось. От сильного удара девушка отлетела к другой стене и упала на пол, больно ударившись спиной. Тело обжег холод каменных плит. Кирилл подошел к ней и склонившись спокойно пояснил:
– Урок номер один. Меня зовут Кирилл Евгеньевич, а не сука или какие еще поэтические сравнения могут прийти в твою хорошенькую головку. Обращаться ты можешь ко мне только так и ни в коем случае не повышая голоса. За каждое нарушение правил, установленных в моем доме, ты будешь наказана. Поверь, крыса в отхожем месте покажется тебе пушистым котенком. Жаль, что твой отец не смог воспитать тебя. Но ничего. Теперь твоим воспитанием займусь я, радость моя. И искренне тебе советую мне не перечить.
* * *
День катился своим чередом – Анастасия пила кофе в небольшом вокзальном кафе, наблюдая, как дети продают печенье (продали все, результатом она очень гордилась!), затем отвезла дочь в школу, а сама поехала в спортивный клуб, где час потела на тренажерах, затем плавала, сидела в сауне и расслаблялась в кресле у массажиста, а после у косметолога. Время приближалось к одиннадцати, и ей необходимо было ехать домой: отдать распоряжения к обеду и переодеться – муж прилетал сегодня с переговоров – договорился о поставке крупной партии вина из их шато, и она должна была встретить его во всеоружии, чтобы отпраздновать эту чудесную новость. Прошлый год выдался не очень удачным и продажи упали, но в этом Луи удалось все вернуть на прежний уровень.
