Схватив девочку за руку, Юлия крикнула:
— Пойдем! Здесь тебе не место! Ну, пойдем же!
Девочка замычала, пытаясь что-то сказать. Юлия тянула ее в коридор, но не смогла сдвинуть эту пигалицу с места, хотя страстно желала и мысленно приказывала этому свершиться.
Это же был просто сон.
Но теперь это был сон, который она не могла контролировать.
— Ты пойдешь со мной! Ты слышала, что я сказала? Старших надо слушать!
И девочка вдруг заплакала. Юлия, ощущая себя монстром, отпустила ее руку. Девочка села на пол, прикрыв лицо руками. Женщина обняла ее и прижала к себе.
— Он тоже такое говорил! — произнесла вдруг девочка, поднимая заплаканное личико, и Юлия увидела, что у той глаза снова на месте, а рот не зашит.
— Кто он? — спросила она, заведомо зная ответ на этот сакраментальный вопрос.
— Белк. Великий Белк! — прошептала девочка, и ее рот искривился.
Юлия схватила ее за плечо и сказала:
— Нет, не надо вещать голосом, как твоя сверстница в «Одержимой дьяволом». Скажи лучше, как тебя зовут.
— Юля.
Юлию продрал мороз по коже. Ну конечно же, как же девочку могли-то звать еще? Естественно, Юлия!
— А фамилия? У тебя есть фамилия? — продолжила она и вдруг поняла, что лицо девочки исказилось, и это снова была безглазая маска с зашитым ртом.
Дверь камеры захлопнулась, и Юлия услышала поворот ключа снаружи.
— У каждого есть фамилия! Иногда даже и не одна! А целых девять! — раздался голос, но уже не девочки, а… А чей-то другой. Юлии показалось, что она знает чей, но не могла сразу понять.
— А как твоя? — крикнула она, и детский голосок произнес:
— Белкина. Юля Белкина.
А затем девочка, которую Юлия крепко держала за плечо, вдруг исчезла.
Вне бункера
…Юлия открыла глаза и убедилась, что находится на софе в кабинете своего покойного отца. Впрочем, где она могла еще находиться? Ведь бункер, в котором она только что снова побывала, был всего лишь ее сном.
Ее личным кошмаром.
Потянувшись, Юлия вдруг почувствовала, что тело у нее затекло от неудобной позы. Усевшись на софе, Юлия стала разминать поясницу, как вдруг услышала шаги.
На этот раз это были самые реальные шаги, да и находилась она вовсе не во сне, а снова в самом настоящем из миров.
И в этом самом настоящем из миров никаких шагов в особняке ее родителей быть не могло. Потому что она находилась в доме одна — и никого другого здесь элементарно и быть не могло!
Осторожно встав с софы, Юлия обернулась в поисках подходящего оружия. Жаль, что отец не коллекционировал кинжалы и не держал в ящике стола «Смит энд Вэссон». Под руку попался толстенный том — бросив мимолетный взгляд на обложку, Юлия убедилась, что это «Маленькие трагедии» и другие драматические произведения Пушкина.
Что же, не исключено, для кого-то в самом деле станет трагедией, причем явно не маленькой, встреча с ней. Ну, или для нее с тем, кто осторожно шел по коридору.
Юлия ощутила, что ей по-настоящему страшно. И только сейчас она обратила внимание на то, что в комнате темно.
Выходит, что она проспала до позднего вечера, сама этого не заметив?
Но это занимало ее меньше всего. Расширенными от ужаса глазами Юлия следила за тем, как ручка двери пошла вниз, и сама дверь приоткрылась.
И вдруг женщину обуял животный страх. Он пришел. Пришел, чтобы забрать с собой. И съесть.
Он — Великий Белк.
Юлия замахнулась книгой, понимая, что если вдруг неведомый монстр странным образом перенесся из ее повторяющегося кошмара в реальность, то его уже ничем не остановить, и уж точно не пьесами Пушкина.
Впрочем, у нее в запасе имелись еще пушкинские же «Повести Белкина», однако этой тоненькой книжечкой вряд ли кого-то можно было серьезно покалечить. И несерьезно, впрочем, тоже.
Жаль, что отец так не любил Достоевского — объемные романные опусы Федора Михайловича сейчас бы ой как пригодились, хотя бы в качестве солидных метательных средств.
Юлия швырнула Пушкина в того, кто показался на пороге, и незваный гость ойкнул, а Юлия узнала в вошедшем Романа.
Страхи, которые только что полновластно держали ее в своих удушающих объятиях, вдруг бесследно исчезли.
— Рома? — произнесла она, бросаясь к мужу, совершенно забыв, что она с ним вообще-то в ссоре. Только какое это теперь имело значение.
Правильно, никакого.
Что ни говори, но бросок у нее был мастерский — томик «солнца русской поэзии» угодил супругу прямо посередине лба. Муж, охая, прислонился к стенке и по ней же тихо сполз на ковер. Юлия заметила струящуюся у него между пальцев алую кровь.
— Солнышко! Это же я…
— Господи, с тобой все в порядке? — произнесла Юлия, а муж слабым голосом ответил:
— С Господом, думаю, да, а вот со мной нет. Солнышко, ты что же книжками бросаешься?
— Покажи! — потребовала Юлия, но муж кочевряжился. Ей чуть ли не силой пришлось отвести его руку, и она заметила зигзагообразную ссадину на лбу супруга, из которой струилась кровь.
— Вообще-то это должен был быть не Пушкин, а Гарри Поттер! — заявила Юлия, а муж простонал:
— Почему?
Поцеловав мужа в губы, Юлия ответила:
— Потому что у него тоже был шрам в виде молнии, дурачок. Я сейчас принесу аптечку.
Она выбежала в коридор, проследовала в родительскую ванную и распахнула навесной шкафчик. Вместе с легким запахом любимых духов мамы на нее нахлынули воспоминания. Однако стряхнув их, Юлия отыскала йод и пластырь, а также ватные тампоны и перекись водорода.
Когда она вернулась в кабинет, то Роман уже переместился к отцовскому столу и просматривал лежавшие на нем бумаги. Заметив, что рука мужа тянется к пакету, где находилось досье с анализом автокатастрофы, в которой погибла ее мама, Юлия скомандовала:
— Так, живо на софу! И голову положи на подушку. Сейчас твое швыряющееся книгами солнышко будет тебе рану обрабатывать.
Муж беспрекословно исполнил ее приказание и даже закрыл глаза, так что Юлия быстро взяла пакет и спрятала его в нижний ящик стола.
Она не хотела, чтобы муж узнал об этом, во всяком случае, не здесь и не сейчас.
— Как истинное солнышко ты выбрасываешь время от времени протуберанцы… — произнес муж, морщась, хотя она еще и не приступила к обработке раны.
Настал черед Юлии задать вопрос:
— Почему?
