Хотя что взять с сумасшедшей женушки.
Впрочем, Роман первым вернулся и, склонившись над Юлией, прижал ее к себе и прошептал:
— Солнышко, я понимаю, что это все… Это все болезнь. И я обещал тебе, что мы поборем ее. Просто мне тоже иногда тяжело…
Юлия, чувствуя, что к глазам подкатывают слезы, сказала:
— Если это твоя манера приносить свои извинения, то знай — я их не принимаю!
Она сама не знала, почему так сказала, не дулась же она на мужа, который потерял эту чертову заколку.
Вернее, заколку чертовой девочки.
Роман, поцеловав ее в висок и ничего не сказав, удалился. Юлия осталась сидеть, ковыряясь в картонной коробочке с остывшей едой.
И зачем она это сделала?
На этот, как и на прочие вопросы у нее ответа не было. Чтобы чем-то занять себя, она взяла лист бумаги и карандашом быстро набросала рисунок потерянной мужем заколки с белочкой — рисование было ее хобби с детства. Да, похоже, правда, белка вышла не веселой, а какой-то угрюмой, даже злобной, но ведь это только рисунок, а ей требовался оригинал!
(Веселые бельчата, веселые бельчата, веселые бельчата…)
Встав и взглянув на нож с пробковой рукояткой, Юлия, стараясь не касаться его, оглянулась в поиске наиболее подходящего места и решила положить его пока что на полку в холодильник. Так улики будут целее.
Романа она обнаружила в ванной — муж, голый по пояс, чистил зубы. Юлия с некоторым страхом посмотрела на душевую кабинку. Ей хотелось помыться, но в голову лезли глупые навязчивые мысли.
Что же поделать, если она сумасшедшая.
Прополоскав рот, супруг приблизился к ней и сказал:
— Солнышко, уже поздно, ты ведь наверняка устала. Пора ложиться спать…
Его рука легла Юлии на талию, но Юлия, отодвинувшись, холодно заявила:
— Не забывай, что мы с тобой еще в ссоре.
Роман, вздохнув и посмотрев на нее, ответил:
— Ну, я-то с тобой нет. Ну, как знаешь, солнышко. Знаешь, иногда мне кажется, что ты не солнышко, а настоящая нейтронная звездочка!
Произнеся это, Роман удалился, а Юлия, оставшись одна, подумала о том, что обижать мужа не следовало — он был единственным родным для нее человеком. В особенности теперь, после смерти родителей.
И после ее знакомства с Великим Белком.
Принимая контрастный душ, Юлия думала, что мужу с ней наверняка нелегко. Впрочем, она бы хотела, чтобы Роману с ней было крайне легко, но как-то не выходило.
И она знала, что было тому виной: ее болезнь.
Смывая с себя пену, Юлия повернула голову — и через стенки кабинки увидела в затянутой паром ванной фигуру.
И это был не муж.
— Ты снова здесь? — произнесла зло Юлия, рывком выключая воду, однако не решаясь выйти из кабинки. — Чего ты меня преследуешь? Что ты хочешь?
Интересно, а она на полном серьезе ожидала, что чертова девочка даст ей ответ? Наверное, было бы неплохо.
Наконец Юлия с грохотом распахнула кабинку, шагнула на мягкий коврик — и поняла, что находится в ванной комнате одна.
Галлюцинация исчезла — или исчезла чертова девочка, которая только что была здесь?
Когда Юлия прошла в спальню, то увидела, что муж спит — при включенном свете, с мобильным телефоном в руках. Испытав внезапный прилив нежности к супругу, она вынула у него мобильный и поцеловала Романа. Тот заворочался во сне.
Юлия быстро нырнула к нему под одеяло и крепко прижалась. Она никогда не боялась темноты — до последнего времени. Ей все чудилось, что на пороге маячит фигура чертовой девочки, и чтобы не видеть ее, Юлия закрыла глаза и повернулась на бок.
Она бы все отдала сейчас за то, чтобы снова оказаться в…
В своем кошмаре!
В этом мрачном гротескном мире, населенном опасными, внушающими трепет креатурами. Юлия не могла сказать, отчего ее так тянуло в это унылое место.
Хотя могла. Она не сомневалась, что разгадка таится именно там, в ее повторяющемся кошмаре.
Только вот разгадка чего?
Об этом она не имела ни малейшего представления. Юлия ворочалась с боку на бок, стараясь ни о чем не думать, чтобы сон шел быстрее, однако именно по этой причине в голову лезла всякая всячина.
Она несколько раз вставала, прошлась на кухню, где из холодильника налила себе молока. Нож с затейливым лезвием и пробковой рукояткой по-прежнему покоился там, куда она его положила.
Впрочем, утащить его могла только чертова девочка.
Затем последовали бессонные минуты в постели, которые складывались в часы. Юлия чувствовала себя разбитой и усталой, но сон никак не шел. Зато муж дрых без задних ног, и женщина испытывала внезапное возмущение, хотя тотчас стала корить себя за это.
Роман ведь не виноват, что у него здоровый сон и что он в отличие от нее не псих. Неужели она обиделась на него из-за этого?
Юлия сама не помнила, как заснула, и произошло это тогда, когда ранний серый летний рассвет вставал над Москвой. Проснулась она оттого, что кто-то целовал ее в нос.
— Солнышко, доброе утро… Извини, что разбудил, но ты выглядела такой уморительной и соблазнительной во сне, что я не мог сдержаться…
Юлия ощутила головную боль и поняла, что хоть и прикорнула, в свой кошмар она не погрузилась. Или элементарно не помнила этого — как в последние дни, недели и, вероятно, даже месяцы не помнила многого, что с ней происходило.
— Как тебе спалось? — произнес муж, снова ее целуя, а Юлия, грубо, даже чересчур грубо, оттолкнув его, произнесла:
— Отвратительно! Всю ночь не могла заснуть, а когда заснула, меня разбудил ты!
На лицо мужа набежала легкая тучка, Юлия прикусила язычок. И опять она сказала не то, что следовало.
— Извини, солнышко… — покладисто проговорил муж. — Ты ведь хочешь кофе? Как обычно, с большим количеством молока? Я сейчас приготовлю…
Выпрыгнув из кровати, Роман босиком вышел из спальни, а Юлия, провожая его взглядом, подумала, что все же она самая настоящая ведьма. Пилит и обижает своего замечательного мужа, и все за что? Вот именно, ни за что!
Похоже, ей следовало перед Романом извиниться. Юлия дала себе слово, что именно с этого и начнет, когда он через несколько минут вернется в спальню с кофе.
А что будет после того, как они выпьют кофе?
Улыбнувшись своим эротическим мыслям, Юлия взбила подушку, прислонилась к ней спиной и стала ждать Романа, автоматически набрасывая на листке карандашом портрет любимого мужа. Тот, полуобнаженный, появился с подносом, на котором стояли две чашки — большая, дымящаяся, со столь любимым Юлией кофе с молоком, и крошечная, с эспрессо для самого себя.
