И по определению не могло быть.
— Великий Белк? — произнесла она, и вдруг на нее нахлынула новая волна паники, и женщина, не переодеваясь, опрометью бросилась вон, выбежала из палаты и оказалась в коридоре, где едва не налетела на миловидную медсестру, ту самую, которая хотела сделать ей инъекцию. Однако медсестра, несмотря на свои смазливые черты, отчего-то ей решительно не нравилась.
— Где мой муж? — спросила Юлия с вызовом, а медсестра, поджав губы, ответила:
— Беседует с Эдуардом Андреевичем. Вы еще не переоделись? Вам помочь?
Игнорируя ее колкий тон, Юлия вместе с медсестрой (одна бы она туда войти не решилась) вернулась в палату и велела той принести со столика в туалете ее одежду.
Та раскрыла дверь, прошла в смежную комнатку, а Юлия, стоя на почтительном расстоянии от двери, все вглядывалась, пытаясь понять — притаился кто-то за душевой занавеской или нет.
Вынеся ее вещи, медсестра заметила ее внимательный взгляд и вытянутую шею и спросила:
— Вы что-то ищете?
Юлия, схватив вещи, ответила:
— Да, там… В душе, за занавеской… Там я оставила, когда купалась…
Она запнулась, не зная, что бы такое изобрести. А в голову, как назло, ничего не лезло. Медсестра же, странно на нее взирая, явно ждала завершения фразы.
— Я там оставила свои тапочки… Такие малиновые… С вышитой белочкой.
Юлия вдруг замолчала, поняв, что взяла эти тапочки из своего кошмара.
— Извините, но у вас не было тапочек. И душ вы не принимали…
Тон медсестры был колким. Юлия же, сердито тряхнув головой, крикнула:
— Идите в душ и посмотрите! Раз я вам сказала, значит, оно так и есть. В конце концов, вам за это деньги платят…
Она осеклась, потому что о деньгах можно было и не говорить. Медсестра, ничего не возразив, двинулась в душ, отодвинула занавеску и провозгласила крайне любезным тоном:
— Как видите, ни тапочек, ни лабутенчиков. Ни с белочками, ни без оных. Мне еще что-то поискать прикажете?
Естественно, она была права — в душе, за занавеской, не скрывалась никакая девочка с зашитым ртом и пустыми глазницами, которой никогда не было и быть не могло.
Или она все же была?
— Извините. Я не хотела. Сорвалась… — произнесла примирительным тоном Юлия, а медсестра, ничего не ответив, вернулась в палату, прикрыла дверь санузла и чуть более мягко заметила:
— Переодевайтесь. Или вы все же хотите, чтобы я вам помогла?
Юлия очень хотела, точнее, она желала, чтобы медсестра не уходила из палаты, оставляя ее одну — вернее, не одну, а с мертвой девочкой, — но сказать такое было бы верхом безумия.
Да, именно что верхом безумия. Впрочем, если она была сумасшедшей, то ничего иного ожидать от нее было и нельзя.
Едва медсестра удалилась, Юлия быстро сбросила больничную хламиду, натянула платье, в котором приехала, решив не надевать бюстгальтер. Все это заняло несколько секунд, и все эти нескончаемые несколько секунд она не сводила глаз с двери санузла, будучи уверенной в том, что та распахнется и на пороге возникнет мертвая девочка с зашитым ртом и пустыми глазницами.
Вылетев в коридор, Юлия заметила всю ту же медсестру, которая, похоже, ждала ее.
— Вы проводите меня к доктору? — спросила она и сообразила, что зажала в одной руке собственный бюстгальтер. А в другой держала сумочку и свои элегантные туфли. Не лабутены, а кое-что получше и подороже, купленное в Милане.
— Да, конечно, — заметила медсестра несколько саркастическим тоном, а Юлия стала яростно запихивать бюстгальтер в сумочку, отчего туфли полетели на пол.
— Прошу вас, — сказал проходивший мимо и наклонившийся, чтобы поднять туфли, врач в белом халате. Юлия, поблагодарив услужливого эскулапа, двинулась вперед за медсестрой, которая провела ее по коридору, ввела в стильно обставленный офис и сдала ее на руки сидевшей там особе.
Та, мило улыбнувшись, сказала, что доктор занят, но вот-вот освободится.
— Знаю. Он говорит с моим мужем. Обо мне, — ответила Юлия, прошла по ворсистому ковру к двери, на которой висела изящная табличка «Э. А. Черных. Д-р мед. наук, профессор», и открыла ее.
На мгновение ей показалось, что она попала в камеру, ту самую, мрачную, в которой находилась чертова девочка с зашитым ртом и пустыми глазницами. Но это было сиюминутное наваждение, не более, потому что она прошла в кабинет Эдуарда Андреевича, основателя и владельца клиники «Сон в руку».
Роман и лысый доктор замерли на полуслове, завидев Юлию. Та, подойдя к свободному креслу и плюхнувшись в него, заявила:
— Извините, что помешала, однако я хочу сказать, доктор, что готова продолжить сеанс конфронтации с моими кошмарами, или как вы это там называете…
Роман, мрачнея на глазах, заявил:
— Нет, солнышко, я как раз объяснял уважаемому Эдуарду Андреевичу, что мы не намерены пользоваться его услугами и что…
— Ты, не исключено, и не намерен, это твое право, — отчеканила Юлия, поражаясь собственной холодности. — А вот я намерена! Я хочу, чтобы вы снова нацепили мне на голову эти штучки, дали мерзкую микстуру, сделали инъекцию и я снова погрузилась… Погрузилась в свой кошмар!
Эдуард Андреевич посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Романа и мягко заметил:
— Я тоже пытался объяснить уважаемому Роману Глебовичу, что результат превзошел все ожидания. И что конфронтацию вашего подсознания с генерируемым им же самим кошмаром удалось организовать! И что надо продолжить…
— Не надо! — заявил достаточно резко Роман, вставая. — Вы что, не увидели, что моя жена пробудилась после этой вашей сонотерапии чуть живой? И вообще вся эта пляска с погружением в сны, с конфронтацией с кошмарами напоминает мне фильмы про Фредди Крюгера, где несчастных, преследуемых этим монстром, тоже подвергают пыткам в каких-то сомнительных лабораториях. А в итоге приходит Фредди и всех преспокойно убивает!
«Пять-шесть — Фредди тебя съест…» Нет, не Фредди, а Великий Белк…
Юлия вздрогнула, ужасаясь тому, какие мысли лезут в голову. Ее бывший, Стас, тоже любил фильмы про Фредди. А после Стаса был Игорь, без пяти минут муж. Юлия поморщилась — воспоминания о ее прежнем женихе, который едва не стал мужем, были ей неприятны. Ни с Игорем, ни тем более с его папашей, тоже Игорем, ей иметь общих дел не хотелось — ни раньше, ни теперь, после смерти мамы и отца.
— Великий Белк придет и всех нас без горчицы пожрет! — сказала вдруг Юлия и онемела: неужели она произнесла эту глупую фразу?
Ту самую, которую услышала от Квазимодо в своем последнем кошмаре.
— Как-как? Великий Белк? — проронил, поправляя свои огромные очки, доктор Черных, явно чем-то заинтересовавшись. — Какой оригинальный образ! Может, нам стоит поговорить об этом, Юлия Васильевна?