«Ладно. Коня направил он налево, а сам направо поскакал, – сказала Лика вслух. – Если что – развернусь там». Ни сзади, ни впереди не было ни одного даже вяло движущегося транспортного средства и ни одной живой души.
Лика обрадовалась, когда через некоторое время увидела вдалеке деревню. «Вот и хорошо, возвращаться не придётся», – подумала она.
Дом тёти Таси Лика нашла быстро. Оставив машину во дворе, она быстро под зонтом добежала до крыльца. Лика постучала в дверь, но ответа не было, да и свет в доме не горел. Под скамейкой стояла пара сапог, но ключа ни в одном из них не было. Тут Лика заметила ещё один замызганный сапог, почему-то без пары. Зато там-то и был спрятан заветный ключ.
Лика вошла в прихожую и зажгла свет. «Наверно, тётю Тасю в больницу забрали, – подумала Лика. – Завтра надо будет всё разузнать».
Она принесла вещи из машины, положила продукты в холодильник. Дождь всё шёл, не переставая. С дороги Лику разморило, она быстро съела бутерброд с чаем и отправилась спать, предварительно тщательно закрыв дверь и ставни. Одна в деревенском доме всё же.
К утру дождь прекратился. Лика проснулась и спросонья не сразу сообразила, где она и как тут оказалась. Приготовила себе кофе, который предусмотрительно привезла с собой, и с чашкой в руках приступила к осмотру дома, в котором не была уже столько лет.
Мебель в доме была всё та же. Да и откуда тёте Тасе, пенсионерке, было взять деньги, чтобы её сменить. На комоде стояли фарфоровые фигурки ещё советских времён – лыжник с лыжницей, сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой, который успел превратиться в козлёночка, пограничник со служебной овчаркой да разные зверушки.
На стене висел женский портрет некогда без сомнения красивой женщины. Судя по костюму, жила она примерно в 19 веке. На безымянном пальце красовался перстень с большим кроваво-красным камнем. В ушах горели такие же серьги. Лика сразу узнала эти драгоценности. В детстве ей их показывала тётя Тася. «Это семейная реликвия, – рассказывала она, – единственное, что осталось после раскулачивания деда. Бабушке чудом удалось спрятать маленький бархатный мешочек с драгоценностями. Со временем остальное было распродано или выменяно на продовольствие в голодные годы. Только этот набор и остался». У тёти Таси всегда наворачивались слёзы на глаза, когда она вспоминала об этом. Лика же, с присущей детям жестокостью, тогда ещё спросила тётю Тасю, подарит ли она ей эти драгоценнности, перед тем, как помрёт. По детской логике выходило, что не пригодятся они ей на том свете. «Ну а кому же ещё мне такую красоту оставить?» – улыбалась в ответ тётя Тася. Бог не дал ей детей, и родни у неё не было.
Лика внимательно разглядела портрет. Что-то жутковатое было в лице. «Ну, конечно, – глаза», – подумала Лика. Несмотря на лёгкую улыбку, глаза оставались холодными, отчего взгляд даже с полотна заставлял поёжиться. Более того, было такое впечатление, что эти глаза следят за каждым её движением. Ещё в детстве Лика смотрела фильм про нарушителей границы. У главного шпиона был агент, который работал парикмахером. Над входом в парихмахерскую висел рекламный щит с изображением гладко выбритого и аккуратно подстриженного мужчины. И была между шпионом и агентом договорённость, что если агент почувствует опасность, то он должен подрисовать изображённому на щите мужчине усики. Наступил момент, когда агент должен был предупредить шпиона. Ночью, в разгар грозы, парикмахер вскарабкался по лестнице к щиту и, озираясь по сторонам, весь бледный и дрожащий, кисточкой намалевал усики. Всё действо происходило под напряжённую, нагнетающую атмосферу музыку. Лике тогда долго снились кошмары на тему этих пририсованных усиков на портрете. «Ну с тобой-то мы поступим просто», – сказала Лика и перевернула портрет лицом к стене.
На стене висело ещё несколько гравюр. «Ну чисто персонажи из последней серии «Капричос» Гойи», – подумала Лика. Когда она впервые увидела эту серию в музее, она решила, что таких лиц и персонажей в природе просто не бывает. Отнесла это к болезненному воображению художника. Потом она посмотрела несколько фильмов Феллини и поймала себя на мысли, что некоторые его персонажи в чём-то похожи на те, что изобразил Гойя. А потом её взгляд стал часто выхватывать такие лица в толпе. И она поняла, что не таким уж и больным было воображение великого художника, несмотря на разные эпохи.
Лика допила кофе, поставила чашку в раковину и пошла к телефону, чтобы позвонить в больницу. У тёти Таси рядом с аппаратом всегда лежала бумажка с нужными номерами – скорая, милиция… Но в трубке была полная тишина. Лика взяла свой мобильный. Он тоже не работал – села батарейка. И тут Лика вспомнила, что зарядное устройство она забыла дома. «До чего же я безалаберная!» – с досадой подумала она.
Лика открыла дверь в кладовку. Там под ковриком была дверца в погреб. На неё нахлынула волна воспоминаний детства, да таких ярких, что ей нестерпимо захотелось спуститься вниз и проверить, хранится ли в её тайнике сокровище, посмотреть на старый сундук тёти Таси, на всякие хитрые старинные причиндалы и теперь уже антикварную рухлядь, которую и хранить смысла нет, и выбросить жаль.
Дверца поддалась не без труда. Лика посветила фонариком вниз. В этот момент раздался страшный грохот. От неожиданности Лика выронила фонарик, и он упал вниз. Лика обернулась на шум. Портрет неизвестной в гостиной слетел со стены и, каким-то невероятным образом развернувшись в воздухе, упал на пол так, что женщина снова смотрела на Лику. Снизу вверх. Теперь её улыбка показалась Лике наглой и вызывающей.
Вспомнив про предостережение тёти Таси, Лика осторожно стала спускаться вниз по лестнице. «Ну и чего она стращала? – подумала Лика. – Лестница вполне прочная». Лестница, однако, оказалась более сноровистой, чем Ликина мысль. Лика ничего и сообразить не успела, как очутилась на полу погреба с ободранной ногой и локтем. Погреб был сделан на славу – глубокий, добротный. Без лестницы, которая почти полностью дезинтегрировалась, вылезти наверх тем же путём никакой возможности не представлялось.
«И дёрнуло же меня за этим фонарём сюда полезть! – подумала Лика. В погребе было темновато – тётя Тася так и не удосужилась провести туда свет. Лика подняла фонарик и посветила. По углам висела паутина, на полках стояли банки с солёностями, покрытые пылью. Лика добралась до своего тайника. Деревянная шкатулка была на месте, только рассохлась от времени. Внутри, среди некогда милых Ликиному сердцу вещей, обосновался эфемерный паучок.
«Ну ладно, надо как-то отсюда выбираться». – Лика вспомнила, что на левой стене в своё время было узенькое окошко чуть выше уровня земли. Потом его заколотили, чтобы деревенские мальчишки туда не лазили.
Приложив немало усилий, ей всё же удалось открыть окно. Она подставила ящик и вылезла наружу.
Лика оказалась в саду. Сад показался ей странным. Выстланная плитками дорожка вела к небольшой беседке, в которой стоял стол со скамейками. Вдоль дорожки росли цветы, похожие на хищное растение росянку. Справа был большой лавровый куст. Воздух поутру был влажный, на листьях лежала роса. Лика стояла перед лавром и смотрела, как с листа скатываются большие капли. На них падал солнечный луч, и, преломляясь, как в хрустальном шаре, внутри загорался определённый цвет. Когда капля становилась уже большой и была готова упасть, в этот практически последний перед падением момент цвет вдруг менялся. И следующая капля начинала гореть уже новым цветом, который ей по эстафете передала её предшественница. Затем и эта перед самым падением тоже меняла цвет. Следующая начинала свою жизнь с нового оттенка спектра. Что-то было завораживающее в этом процессе. А потом солнце спряталось за облако, и сказка закончилась.
