— Ну заходи, каратэ-пацан… — довольно мрачно ответил майор Луценко, и Коровин удивился.
— Что, лейтенант, доволен? Покрасовался перед бабками? Вмешался в семейный конфликт, спас гражданку от топора? Тебя в участковые перевести, дядя Степа хренов?
Егор Коровин не верил своим ушам. Он почувствовал, как к голове прилила кровь и в висках что-то запульсировало.
— Ты, лейтенант, когда работать научишься? Все отделение вниз тянешь, показатели срываешь. Какой у отделения главный показатель? Какой, спрашиваю?
— Раскрываемость… — Егор уже почти что лепетал, хотя все еще не мог взять в толк, чем провинился и куда клонит начальство.
— Тяжких и особо тяжких преступлений! Убийств! Изнасилований! Тяжвреда здоровью! — майор Луценко негодовал и начал покрываться испариной, со всей очевидностью собираясь багроветь. Егорушка вжался спиной в стул и впервые в жизни заметил, что у него маленькая костлявая задница, которая, кажется, уменьшается в размерах прямо здесь и сейчас, ему уже больно сидеть на жестком стуле.
— Чего елозишь? Что б тебе вчера так не елозить? А поелозил бы маленько, подумал бы о показаниях отделения — и раскрыл бы на месте преступления по горячим следам убийство с особой жестокостью гражданки… как ее? … сожителем Николаем Свиридовым, рецидивистом. Ну нет! Мы не будем думать о показателях, мы не будем думать об отделении, о товарищах своих! А будем думать задницей о своем геройстве! Герой — жопа с дырой! Свиридов все равно по пьяни грохнет кого, не сегодня, так завтра, иди лови его с поличным. А тут все тебе на блюдечке: и на тебе, Коровин, топор. И на тебе, Коровин, свидетели. И на тебе, Коровин, жертва. И вот он злодей стоит, кровь с топора каплет. И тут ты геройски его крутишь, преступление раскрываешь, показатели отделения расцветают, всем награды и премиальные. Но нет! Не таков лейтенант Коровин! Он из раскрытого убийства нам семейную драму в обезьяннике устроил! Вон же живая гражданка… как ее?… с утра за рецидивиста Свиридова пороги обивает, невиноватый, говорит, Николай Свиридов, претензий не имею, и вообще вмешался лейтенант Коровин в нашу, говорит, частную жизнь. Ты видел когда, Коровин, чтоб жертва с топором в башке на тебя жаловаться в отделение приходила?
Егор все понял. Вот так, значит. Не учел. Вот что значит — опыт, молоток майор Луценко, здраво рассуждает. Да, мог же Егор вчера и убийство по горячим следам раскрыть — не дотумкал. Виноват. Майор увидел, что лейтенант соображает, смягчился.
— И вот еще что, лейтенант Коровин. На, почитай.
Майор Луценко протянул Егору тетрадный листочек в клеточку. Красивым девичьим почерком с завитушками там было выведено: “Заявление. Прошу принять меры к лейтенанту Егору Коровину, который мошенническим образом, прикрываясь служебным положением, пригласил меня в кафе “Агора” и скрылся, мотивируя ложной служебной необходимостью, принудив меня оплатить счет в размере 1264 руб. Потерпевшая Колесова Е. В.”
— Извините, товарищ майор, опять маху дал. — Егор уже повеселел, поняв, что на первый раз прощен.
— Ты парень холостой, всякое бывает, но там поаккуратней. Нам, служителям, так сказать, правопорядка, лучше из своих брать. Чтоб не было, так сказать, инсинуаций. Я в этой сфере и сам, так сказать, потерпевший. Ты вон к паспортисткам присмотрись, или в канцелярии у нас девки с понятиями. А то женятся на шалавах и начинают потом, так сказать, с топором бегать…
Хороший он мужик, майор Луценко. И смотрит уже на Егора так по-отечески, и лучики, как от солнышка, вокруг серо-голубых строгих и внимательных глаз.
Максим и Мадонна
Адвокат Лев Вячеславович страдал. Лев страдал душевно и физически: душевно начал страдать, когда понял, что ему пора уходить из следственных органов, нехорошим это стало занятием, далеко не всегда честным и безукоризненным, а его знания и опыт — все ж дослужился до особо важных дел — всегда пригодятся в адвокатуре. А физически стал страдать после двух инфарктов, очень уж близко к сердцу принимал несправедливость и страдания невинно осужденных, для которых он ничего не мог сделать, как ни старался. Так Лев Вячеславович пришел к Богу, воцерковился, все хотел душу очистить, помогая несчастным, часто бесплатно, а груз на сердце и на душе все не уменьшался.
Однажды пришло к нему дело через НКО — чистая благотворительность. Обвиняемый — бывший профессиональный боксер Максим Губахин, ранее судимый за причинение вреда здоровью средней тяжести: драка, стало быть, из которой Максим вышел победителем, а к побежденному приехала скорая. Сейчас обвиняется в убийстве. Убитого Максим знал, когда-то вместе тренировались, находились друг с другом в неприязненных отношениях. Лев Вячеславович за такое дело и не взялся бы, здесь бы и государственным защитником обошлись бы, кабы не один малозаметный фактик, наличие которого мало кого в нашей системе спасало. У Максима Губахина было алиби: сам он утверждал, что был за пару сотен километров от места убийства, он в отпуск в девушкой ездил, которая может подтвердить и даже подтверждает, но девушка, конечно, не считается. У нас и не с таким алиби сажают, особенно после рецидива, и уж кто-кто, а Лев Вячеславович понимал это лучше многих.
В общем, надо было посмотреть на алиби, с девушкой поговорить, а там уж и понять, браться ли. Почувствует Лев Вячеславович, что есть алиби — возьмется, а на нет и суда нет. То есть наоборот.
Созвонился с девушкой, договорились о встрече. И вот в назначенный час она приехала в адвокатскую контору.
Когда она вошла, Лев Вячеславович оторопел. Нет, вы не подумайте — Лев Вячеславович вовсе не был охотником и ценителем женской красоты, он был глубоко, верно и преданно женат, да и вошедшая девушка не была красавицей в привычном смысле слова. Она была Девой Марией. Такой чистый собирательный образ Мадонны, Богородицы, Пресвятой Девы, Праматери Человеческой. К тому же, вспомнил Лев Вячеславович, он обращался к ней по телефону — Мария.
— Здравствуйте, Мария.
— Здравствуйте, Лев Вячеславович.
Тут Лев Вячеславович разглядел, что Мария беременна. И как-то окончательно разволновался, хотя помнил, что волноваться ему нельзя. Мария была тиха, приветлива, на вопросы отвечала прямо и немногословно. И картина вырисовывалась простая и понятная: некий гражданин был забит до смерти в Подольске, подозреваемый Максим, ранее судимый, ныне содержащийся в СИЗО, имел с убитым давний конфликт, однако в день убийства находился с девушкой Марией в Минске, откуда к тому же много звонил (то есть надо запрашивать биллинг), где ходил с паспортом в обменный пункт (надо запрашивать банк) и покупал с паспортом билет на поезд. В Минске проживал у родни, чьи показания могут пригодиться, но их вряд ли посчитают объективными, зато у этой самой родни была большая пьянка с вызовом соседями милиции и проверкой паспортов у всех, включая Максима. Работы много, но оно того стоит: алиби получалось таким железобетонным, что дело могло и до суда не дойти.
