Вскоре Ребекка пересела на крайнее место впереди, через два ряда от меня. Она перебирала пальцами пряди волос и выглядела озабоченно. Мне захотелось успокоить ее, но тогда все бы обратили внимание на меня и на то, что я разговариваю с пустым местом. Хотя это и не ее вина в том, что она ненастоящая.
Вместо этого я сильней сгорбился и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы справиться с головокружением.
– С тобой все в порядке? – прошептала девушка по соседству со мной. Через мгновение я понял, что это была Майя, а еще через миг я уже объяснял ей, что меня просто мучает головная боль, что, по сути, не было стопроцентной ложью. Я часто говорю об этом. Но сейчас меня беспокоило еще и то, что я сомневался – сидела ли она рядом все время, пока мы находились в церкви, или же пересела сюда только недавно.
Не говоря больше ни слова, Майя встала со своего места и направилась к проходу, а скоро и вообще исчезла из вида. Но уже через минуту она вернулась с бутылкой в руке, которую тут же и передала мне.
Я обрадовался, что она принесла мне воды, а не аспирин. Я же не мог объяснить ей, что принимаю определенные лекарства, и теперь неизвестно, как это скажется на моем организме.
Потому что у меня зрительные галлюцинации, и еще я слышу голоса.
– Пей, – сказала она. – Иногда это помогает.
– Спасибо, – прошептал я в ответ. – Меня зовут Адам.
– Майя, – сказала она, снова обращая свое внимание к алтарю. Дуайт, разумеется, давно уже сказал мне ее имя, но я воспринял данную информацию как совершенно новую для себя, после чего постарался смотреть на нее, пользуясь исключительно своим периферийным зрением. Еще Дуайт сказал мне, что ее фамилия Сальвадор, и я уверен, что она филиппинка. Ее короткие каштановые волосы ровными аккуратными прядями едва доходят ей до плеч. Меня поразило еще и то, как ей удалось пропутешествовать вдоль всего ряда скамей, добыть воды и вернуться назад, не вызывая при этом гнева монахини, находившейся в конце ряда. Монахини, как правило, быстро находили наказание за любое нарушение правил во время мессы. Однако в этом случае Майя двигалась с такой решительностью, что никто не мог даже возразить против ее перемещений. Сестра Катерина только кивнула в ее направлении.
Я бы так легко никогда не отделался.
Майя внимательно слушала священника. Я видел, насколько сосредоточен был ее взгляд, однако время от времени он перемещался в мою сторону.
Только через минуту я догадался, что таким образом она проверяет, все ли со мной в порядке.
Я сделал вид, что мне это было безразлично.
В моей старой школе у меня были друзья. Я вырос вместе с ними. Катался на велосипедах. Ускользал из дома после начала «комендантского часа». Но когда они узнали, что со мной случилось, то начали бояться меня, как это произошло и с Полом. А после одного случая в школе и моего странного поведения они вообще перестали приходить ко мне и звонить.
С Майклом и Кевином мы дружили с пяти лет. Мы даже числились в одной команде по детскому бейсболу. Правда, они присылали мне открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления, наверное, по требованию своих мам, после того, как я ушел из школы, но домой ко мне не наведывались. Мой лучший друг Тодд вообще бесследно исчез.
Скорей выздоравливай.
Как будто сумасшествие – это одно из тех заболеваний, которое пройдет, если хорошенько выспаться.
Но я понимаю, что им было страшно, и я не сержусь на них за это.
Я почувствовал, как кто-то толкнул меня в руку, и увидел, что Майя снова смотрит на меня.
– Все в порядке, – тихонько произнес я. Она смерила меня оценивающим взглядом, потом отвернулась, но при этом, судя по всему, не была уверена в том, что я не соврал.
Ангелы на витражах все еще наблюдали за мной, но я уже не обращал на это внимания.
Ребекка появилась передо мной и, обернувшись, улыбнулась, кивком указав на Майю.
После мессы все триста учеников прошагали по лужайке и вернулись в свои классы. У меня был урок по теории религии, которую преподавала сестра Катерина. Только на этом уроке я уже вместе не с Дуайтом, а с Майей. Сестра Катерина – самая молодая учительница в школе, но одновременно и самая крутая невеста Христова из всех, кого я когда-либо видел. Она бы ломала линейки, будь ее воля, а когда она по-настоящему сердится, то так морщит лоб, что ее белесые брови практически исчезают совсем.
– Сегодня, – сказала она, – я хочу посмотреть, насколько прилежно вы приготовили домашнее задание.
Она подняла повыше красный молитвенник, который мы все получили по почте за месяц до начала учебного года. Одним из заданий являлось прочитать все молитвы, но сейчас губы сестры Катерины скривились в маниакальной усмешке.
– Я бы хотела, чтобы вы написали мне все молитвы Розария, молитву святому Августину и Аве Мария по памяти, – добавила она.
Весь класс дружно застонал. Выучить все молитвы наизусть не входило в летнее задание. Наверное, поэтому на лице Майи тоже отразилось раздражение. Она поджала губы и с отвращением наморщила носик. Даже ярые католики наверняка не помнят все молитвы Розария наизусть, но если бы Майя знала о таком задании заранее, она бы, наверное, вызубрила их все. Я уже чувствовал, что она как раз из такой породы людей.
– Это не для зачета, – продолжала сестра Катерина. – Но если вы напишите молитвы все до одной правильно, у вас не будет домашних заданий по религии до конца учебного года. У вас имеется один час.
Улыбка у нее получилась победной, но больше отталкивающей.
Я вообще-то хорошо запоминаю разные вещи. Это, пожалуй, одна из способностей, которые у меня не отобрала моя маленькая проблемка. Иногда люди с моим состоянием здоровья с трудом упорядочивают свои мысли, однако мне сохранность информации никогда не казалась сложным делом. Летом мне понадобилось, наверное, всего около часа, чтобы вытравить все эти тексты на стенки моей памяти, поэтому сейчас мне нужно было минут пятнадцать, чтобы излить все эти данные назад на бумагу. Майя удивленно подняла брови, глядя в мою сторону, когда я закончил работу раньше всех, но тут же снова вернулась к своей тетради. Как я понял, она пыталась шепотом воспроизвести то, что написала, поскольку это прозвучало как молитва.
Я, в общем, не любитель молитв, но в одной из них, посвященной Богородице, есть такая строчка:
К тебе взываем мы, изгнанные дети Евы.
Предполагается, что здесь мы должны ощутить полное опустошение и горе. Но мне чудится самое настоящее нытье. Это когда ты поссорился с папой и бежишь жаловаться маме.
К тебе взываем мы…
В конце урока я сдал свой листок и вышел в коридор, с облегчением думая о том, что у меня теперь, по крайней мере, по этому предмету не будет домашних заданий. Я наблюдал за тем, как Майя передвигается в толпе учеников, и даже улыбнулся, обратив внимание на то, как ловко она маневрирует, никого не задевая. Ее сверкающие каштановые волосы, волнами колышущиеся над плечами, напомнили мне горячий шоколад. Наверное, я наблюдал за ней внимательнее, чем требовалось.
