Выводы русских полководцев, их соображения стратегического характера, их «дипломатическое» видение проблемы, по сути, являлось одним и тем же. Такой фактор, как ум, коим и Эверт и Брусилов были наделены в высокой степени, не мог подсказать иного решения, как наступление в наиболее благоприятной обстановке, каковая только может сложиться в ближайшее время, ибо ожидать насыщения русской такой техникой, что у австро-германцев, не представлялось возможным. Именно поэтому Эверт предлагает удары зимой, когда еще не раскисли дороги, а Брусилов — сразу же как только он занял высокий пост главнокомандующего фронтом (17 марта). Ведь прежний главкоюз ген. Н.И. Иванов с осени 1915 г. и вплоть до своей отставки твердил, что Юго-Западный фронт наступать не может, за что и был смещен с занимаемого поста. И его преемник показал, что Великое отступление не сломало русской мощи, способной на Брусиловский прорыв.
Все дело здесь в факторе воли. Провал наступления армий Северного и Западного фронтов в районе озера Нарочь приведет к тому, что главкозап станет считать наступление в 1916 г. вообще невозможным. Как раз Нарочская наступательная операция и приведет главкозапа к выводу о невозможности прорыва германской обороны без надлежащей поддержки тяжелой артиллерии, каковой в 1916 г. Россия и союзники не могли дать действующей армии. Но перед Нарочью в воле и уме генерала Эверта пока еще превалировал оптимизм — тот самый оптимизм, что был присущ генералу Брусилову в апреле и был настойчиво проведен главкоюзом в жизнь 22 мая под Луцком.
Здесь следует сразу отметить, что в феврале возможности армий Юго-Западного фронта для предстоящего наступления считались минимальными, ввиду понесенных в 1915 г. потерь. Командарм–8 генерал от кавалерии А. А. Брусилов еще не сменил главкоюза генерала от артиллерии Н.И. Иванова, и до первоапрельского совещания в Ставке, постановившего наступать всеми тремя фронтами с нанесением главного удара на стыке Западного и Юго-Западного фронтов, было еще далеко. Поэтому армии Юго-Западного фронта, в связи с настроениями их главкома, потрясенного поражениями, не принимали участия в зимнем ударе. Наступление должны были предпринять армии Северного и Западного фронтов, тем более, что именно они стояли против немцев, а это и требовалось для исполнения просьб французов.
Прорыв эшелонированной обороны противника, укреплявшейся несколько месяцев кряду, требует как героизма войск, так и надлежащего технического обеспечения для поддержки этого героизма. В войсках не хватало не то что тяжелой артиллерии, необходимой для ведения контрбатарейной борьбы и подавления пулеметных точек, но и легкой артиллерии, и этих самых пулеметов и даже винтовок. К 15 ноября 1915 г. в армиях находилось 3177 пулеметов при минимальной потребности в 4426. За ноябрь 1915 — февраль 1916 г. единственный в России завод, производивший пулеметы — Тульский оружейный — дал Действующей армии еще 2176 пулеметов
{218}. Число орудийных стволов также не внушало особенного оптимизма. Количество артиллерии к 1 января 1916 г.: 62 — 42-лин. скорострельных пушки (по 600 снарядов на орудие), 60 — 42-лин пушек образца 1877 г. (140 снарядов), 250 — 6-дм гаубиц (500), 280 горных 3-дм орудий (850), 4300 полевых 3-дм орудий (1000 снарядов на орудие)
{219}. Тем не менее, наступление для помощи французам было твердо решено.
Как бы то ни было, наступать пришлось. Помимо исполнения союзнического долга русская Ставка, разумеется, преследовала и свои собственные соображения. Наступление признавалось лучшей формой обороны, даже невзирая на то, что такие попытки с очень большой долей вероятности были обречены на неудачу. В качестве ударной группы на Западном фронте, который должен был играть главную роль в предстоящей операции, предназначалась 2-я армия В.В. Смирнова, долженствовавшая наступать на линию Свенцяны — Вилькомир, прорывая неприятельские позиции между рекой Дисенка и озером Вишневское. При этом также предполагалось сковать противника по всему фронту, во имя чего 10-я армия (Е.А. Радкевич) — наступала на Вильно: «Западный фронт, сообразуясь с развитием операции на главном направлении, наносит удар в направлении Вильны». Взаимодействие с армиями Северного фронта ген. А.Н. Куропаткина должно было, по мысли Ставки, упрочить шансы на успех.
Ставка рассчитывала развить прорыв в случае его успеха, чтобы, освободив Литву, отбросить противника в Польшу и к границам Восточной Пруссии, создавая тем самым чрезвычайно благоприятную обстановку к началу летнего наступления. Как гласила директива генерала Алексеева, развитие прорыва возлагалось на кавалерию: «Необходимо широко использовать конницу для внесения возможно большего расстройства в организацию тыла противника после прорыва, хотя бы в течение первых двух-трех дней. Особенно желателен набег в направлении Муравьево — Шавли». Основные военные действия, по выбору Ставки, должны были развернуться в районе озера Нарочь
{220}.
Выбор района операции в некоторой степени удивил германское командование. Немцы полагали, что русские будут наступать там, где располагаются хорошие коммуникационные линии — железные дороги — от Двинска, Риги или Сморгони. Тем не менее русские полководцы имели и свои основания. Во-первых, прорыв в бедном в инфраструктурном отношении районе озера Нарочь означал, что не только русская, но и германская сторона не сможет в полной мере оперировать резервами. Следовательно, победа достается тому, кто сосредоточит в исходной группировке максимум сил (превосходство русских армий в численности ударных группировок к началу Нарочской операции было в 4,6 раза). В итоге после предполагаемого прорыва германской оборонительной линии русские пробьются к Вильно и крепости Ковно, куда немцы будут принуждены отступить в случае прорыва их обороны, так как широкомасштабные маневренные действия в данном районе невозможны. Подтягивание резервов у немцев заняло бы слишком много времени, в результате чего численно превосходящая сторона сумела бы оттеснить обороняющихся на запад. Иными словами, отсутствие немецких резервов в тылу германской обороны, в случае русского успеха, вело к крушению всего северного участка фронта. Так как наступали оба русских фронта, расположенные севернее Полесья, то возможность маневра подкреплениями между различными участками резко суживалась. Взять такие силы можно было лишь из ударной группировки, шедшей на Верден. Именно данное русское планирование, по мнению исследователя, и вынудило немцев после начала русского наступления временно остановить свои атаки под Верденом: в случае русского успеха пришлось бы драться на очень широком фронте, что, учитывая число штыков и сабель в русских армиях, было бы весьма нелегким делом
{221}.
Климатические условия затрудняли проведение широкомасштабного наступления, однако в Ставке надеялись достичь положительных для себя итогов операции еще до наступления весенней распутицы. Наступление по льду Нарочского озера позволяло задействовать в ходе операции сразу крупные силы и действовать на широком фронте, отвлекая усилия противника от направлений главных ударов. К сожалению, подготовка операции заняла те три недели, что потребовались погоде, чтобы превратиться из зимней в весеннюю распутицу. Это обстоятельство сводило на нет многие предварительные аспекты подготовки наступления. Офицер-кавалерист впоследствии вспоминал: «Начиналась весенняя распутица, в марте месяце дороги пришли в ужасное состояние, нам было очень трудно дойти до назначенного места, между озерами Нарочь и Вишневское. В лесу, на пригорке, был устроен целый городок землянок, вероятно для пехотных резервов… Через несколько дней дороги раскисли окончательно, транспорты выбивались из сил, чтобы доставлять нам продукты и фураж, и мы часто высылали им навстречу, для подпряжки, своих артиллерийских лошадей. Снарядов было заготовлено много, но невольно возникал вопрос, как их подвозить к батареям, когда будет израсходована наличность? И как мы, конница, “ринемся” в преследование противника при таком состоянии почвы?.. Эти две недели беспрерывных ожесточенных, кровопролитных боев глубоко нас потрясли, мы увидели, какой ценой нужно покупать укрепленную позицию»
{222}.
