На другой день Олег чуть ли не пинками разбудил Рыцаря
Храма, напомнил о его орденском уставе, как будто знает, что это, и Томас полез
на коня, намереваясь завтракать на ходу, калика объяснил, что настоящие мужчины
делают именно так.
Лес становился все реже, воздух свежее, а когда однажды
деревья вообще отступили, Томас обнаружил, что они едут по суровому предгорью.
Олег тоже обратил внимание на гранитные скалы, ущелья с изрезанными трещинами
стенами, где в щелях ухитряются расти сосенки и другие неприхотливые деревца,
искривленные, цепкие, живучие.
— Хорошо, — произнес он с удовольствием.
Томас огляделся по сторонам.
— Что именно?
— Горные ручьи, — ответил Олег, — даже
водопады... Как-то забываешь, что здесь вся страна — сплошное болото, покрытое
туманом.
Томас ощутил себя уязвленным.
— А что, сарацинские пески лучше?
Олег всерьез задумался.
— Вообще-то там неплохо, однако... болот в Сарацинии не
хватает.
— Да ну? — спросил Томас.
— Верно, верно. Когда их много — плохо, когда совсем
нет, то... недостает. Ты эта... не отставай уж очень! Какие вы все, рыцари,
черепашистые.
Сам он ухитрялся на ходу стрелять дичь, но всякий раз
тщательно выбирал молодого и жирного гуся или такого же зайца, ни разу Томас не
видел, чтобы у него зверь уполз раненым или покалеченным. Он часто выезжал
вперед, возвращался обычно с добычей.
Сейчас вернулся хмурый, сказал с раздражением:
— Снова болото! В который раз!
Томас спросил удивленно:
— Да, болото. Ну и что?
— А ничего, — огрызнулся Олег. — Вся Британия
в болотах, всяким разным жабам нравится. Самые крупные так вообще в восторге! А
я как вспомню жаркие земли Палестины, где по полгода ни капли дождя, где и
слова такого, как «болото», не существует...
Томас вздохнул.
— Не береди душу, — сказал он. В голосе помимо
грусти прозвучала и металлическая нотка. — В Палестине Святая Дева Мария
родила благословенного сына, но только здесь, в болотистой Европе, его приняли
всем сердцем! А там, в Палестине, поселилось зло и неверие.
— А почему там климат лучше? — коварно спросил
отшельник.
— Господь посылает нам испытание, — ответил Томас
сурово. — Вот этими болотами, гнилью, комарами, зимним холодом... А на
тех, кто в Палестине, махнул рукой. Так что еще увидишь, где в конце концов
будет лучше!
Он говорил с такой убежденностью в голосе и взоре, что Олег
ощутил, как сдвинулись незримые пласты в мироздании, на них воздействует новая странная
мощь, именуемая христианством, и мир уже никогда не будет прежним.
Но все равно, как бы ни чувствовал себя куликом на родном
болоте, туманы раздражают. Вообще-то привычные, какая же Британия без туманов,
но кто побывал в Святой Земле, тот прекрасно понимает, что вообще-то можно
прожить и без туманов, без болот, без ненастной погоды, без постоянного
моросящего неделями дождя. Олег всякий раз снимал лук, когда впереди
показывался туман. Натягивал тетиву и ехал так, с наложенной стрелой, а Томас
нахлобучивал шлем и даже опускал забрало.
Приходилось ночевать под открытым небом, Томас ложился, не
снимая доспехов, а рукоять меча всегда оставалась под рукой. Олег вообще почти
не спал, утром поспешно завтракали и пускались в путь. Почти ежедневно на них
пытались нападать разбойники, но достаточно было показать обнаженные мечи, те
понимали, что схватка будет жестокой, и отступали.
Хотя крупные шайки пробовали навалиться. Тогда Олег быстро и
страшно бил из лука. Меньше половины из нападавших успевали добежать до
рукопашной, где грозный Томас встречал мечом и ревел в боевом гневе, так что
двух-трех ударов хватало, чтобы рассеять любой отряд.
После каждой схватки Олег неприкрыто любовался Томасом, что
рыцарю определенно льстило. Миллионные армии восточных владык, поражающие
воображение, просто немыслимы в разодранной на множество королевств, княжеств,
герцогств и графств Британии. Крупную армию просто не прокормить, здесь нельзя
оперировать большими силами. На крохотных пространствах просто невозможно, так
что число в Европе ушло с римлянами, теперь же все зависит от отдельных бойцов.
Конный всегда сильнее пешего, а если конный еще и рыцарь —
ему нет равных. Все ориентировано на рыцарскую экипировку: лучший конь, лучшее
оружие, лучшие доспехи да плюс воинская выучка — рыцарь еще с юного возраста
пажа учится владеть оружием, усмирять коней. В возрасте оруженосца принимает
участие в сражениях, так что когда получает золотые шпоры рыцаря, он один стоит
не одного десятка простых конников или десятков пехотинцев.
А когда нет войн, хмуро подумал Олег, что вообще-то
редкость, рыцарь участвует в рыцарских турнирах, странствует в поисках драк и
приключений, постоянно поддерживает в себе высокий воинский дух и готовность
бестрепетно обнажить меч. Так что Томас не случайно стоит целого воинского
отряда. Много денег вложено в его обучение, доспехи, оружие, коня, зато потом
все окупается с лихвой. Да и прокормить отряд потруднее, чем одного рыцаря.
— Что смотришь? — спросил Томас с подозрением.
— Просто любуюсь, — ответил Олег честно.
— Что-о-о-о? — спросил Томас грозно. Он торопливо
оглядел себя. — Это в каком смысле?
— Хорош, — объяснил Олег еще искреннее. — Так
хорош, что просто уже и нельзя лучше. Вон доспехи как сияют! Хоть и побитые.
Томас перевел дыхание.
— А, ты о доспехах... Я уж подумал, меня так обозвал.
Как-то полдня ехали через лес, когда из-за деревьев, из
кустов, даже из высокой травы выглядывали широкие жуткие лица. Томас никогда не
понимал тех сеньоров, что держат при замках маленьких уродцев, горбунов или
карлов: когда другие хохотали, он морщился и отворачивался, брезгуя смотреть на
человеческие уродства. Сейчас эти уродцы, уже вызывающие не жалость, а страх,
страшно корчат и без того отвратительные рожи, скалят зубы и потрясают копьями
и топорами.
Олег заметил его застывшую гримасу, обронил:
— Это не уроды.
— Почему? — переспросил Томас.
— Они такие и есть, — пояснил Олег. — Это не
уроды, это такой народ. Не понимаю, откуда они снова здесь... Ведь исчезли же
настолько давно, что не могу сказать, как давно...
Из-за дерева вылетел дротик, Томас небрежным движением
принял на щит. Щелкнуло, дротик исчез в траве, но, когда проезжали мимо группы
деревьев, с веток посыпался целый град стрел, дротиков и даже камней. Томас
выругался и, прикрываясь щитом, поспешно подал коня в сторону. Стрелы
отскакивали от доспехов, застревали в конской сбруе.
Олег что-то прокричал карликам, те ответили глумливым
хохотом. Он прокричал снова, строже, в ответ его забросали камнями. Он догнал
Томаса, лицо удрученное, хмуро молчал, пока неслись вскачь, выбирая голые
места, подальше от деревьев и кустов, избегая даже зарослей густой травы, что
вымахала коню по брюхо. Томас поглядывал на Олега с хмурым сочувствием.
