При первой же возможности смыться я и смылась — мы были в Пассаже «Ришелье», и сбежала я в колоннаду второго этажа. Стемнело, и стало заметно прохладнее, но меня это не сильно беспокоило. Куда больше волновало то, что в десятке метров от меня находятся все эти…
— …те, которых весь мир был недостоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли, — услышала я за спиной, одновременно почувствов знакомый коктейль ароматов. Мое сердечко затрепетало, как у девочки, услыхавшей в коридоре шаги любимого. Конечно, первыми словами ангела могла быть только цитата из Библии…
— Ничего, если я закурю? — спросил ангел, подойдя ближе и опершись на перила по левую руку от меня. — Курить хочется просто адски. Этот скучный прием даже Angus Dei может довести до белого каления…
— Вообще-то на территории дворца это запрещено, — пожала плечами я. То, что ангелы курят, меня, признаться, совсем не шокировало. Я позволила себе посмотреть на него или, если быть точной, на нее — ангелом оказалась девушка, невысокая, хрупкая, смутно знакомая. Конечно знакомая — не могла же я не узнать своего ангела! Даже не видя ее раньше, лишь чувствуя этот невероятно приятный, исходящий от нее аромат…
— Знаешь, Лесси, — так называла меня одна из моих нянечек, филиппинка, потому я не удивилась. Признаться, это имя нравилось мне больше официального, которым всегда величала меня маман, — мне нет дела до того, что разрешено и что запрещено кем-то. Запреты не для таких, как мы с тобой. Я лишь хотела узнать, как ты отнесешься к тому, что я добавлю немного смол и углекислоты в и так не особо чистый воздух Парижа. Я знаю, что ты не куришь…
— Да кто бы мне продал, — вырвалось у меня. — Табак продают с двадцати одного, а мне…
— Почти шестнадцать, — кивнула девушка-ангел. — И ты определенно не из тех, кто нарушает правила.
Она сделала паузу для того, чтобы прикурить. Как именно — я так и не поняла; зажигалки у ангела не было, огонек просто затлел на кончике старомодной тонюсенькой сигареты с хорошо знакомым сладко-горьким запахом…
— Сказать по правде, эти два часа дались мне тяжко, — призналась знакомая незнакомка. — Не привыкла я к такому скоплению народа. Утомительно, правда?
— Не то слово! — кивнула я.
— Душно, — продолжила она, прикрыв глаза. Ее ресницы были густыми, с чуть рыжеватым отливом. Впервые в жизни я смотрела на другого человека с таким интересом, с которым обычно смотрят на меня, — причем дело совсем не в кондиционерах, их хватает, работают они исправно. Душно от этих взглядов, наполненных…
Она замолчала, словно приглашая продолжить фразу.
— Грязью, — сказала я. — Похотью, злобой и…
— …завистью, — закончила за меня она и улыбнулась так мягко, так сочувственно. — О, если бы они знали, с чем имеют дело… нет, ничего бы не изменилось. Однажды к ним приходил Бог. Он был похож на тебя — такой же прекрасный и необыкновенный. И добрый — он мечтал подарить им вечность. А они его убили. Прибили к дереву гвоздями и смотрели, как он умирает, медленно, мучительно. Не от боли — от пустоты их сердец, от грязи их душ.
Я вздрогнула. А она продолжила:
— Тебе ведь хочется убежать от них? Скрыться, исчезнуть?
— Да, — ответила я.
В ее словах вроде бы не было ничего необычного, но звучали они как-то по-особенному, так, что становилось понятно — это не обычные вопросы скучающей мадемуазель.
— Стать невидимой для них? — спросила она.
У меня даже дух перехватило.
— Да! — ответила я, как девушки в фильмах категории 21+ (видите, я не столь законопослушна, как считает мой ангел) отвечают на самые непристойные предложения.
— Давай попробуем? — Внезапно ее лицо оживилось, в глазах промелькнула озорная искорка.
— В каком смысле? — не поняла я.
— В самом прямом, — ответила моя знакомая незнакомка. — Просто представь, что они тебя не видят. Тебя вижу только я.
— И какой в этом смысл? — Ее слова казались безумными, но почему-то я отказывалась верить, что это безумие. — Что толку, если я…
— Просто поверь, — попросила она. — Поверь, как поверила в то, что ночами к тебе приходит ангел… и что однажды ты встретишь его наяву.
И когда она сказала это, я вдруг поняла: я действительно верила в то, что такая встреча возможна, хотя прятала свое чувство от всех, прежде всего от самой себя. И вот мой ангел стоит рядом, выпуская в вечернее небо Парижа серебристо-белое облако табачного дыма.
— А если у меня не получится? — спросила я.
Она наклонилась ближе, едва не коснувшись щекой моей щеки:
— Обязательно получится, Лесси. Я верю в тебя. Разве веры твоего ангела-хранителя мало?
— Нет, — решилась я. — Если ты пойдешь со мной.
— Конечно, — улыбнулась она. — Идем!
* * *
Все было как во сне. Как в моем прекрасном сне. Даже запах, окутывавший меня.
— Они нас не видят! — произнесла я хриплым шепотом, проходя мимо еще одной группы гостей. Гости были заняты неспешной беседой, их взгляды лениво скользили вокруг, время от времени останавливаясь на ком-то из присутствующих, но ни один не коснулся меня.
— И не слышат. — Голос ангела был совершенно спокоен. — Можешь не шептать.
— Что, неужели совсем? — спросила я. — Не видят, не слышат…
Мимо пронесся официант. Я едва отстранилась, чудом избежав столкновения.
— Хочешь проверить? — улыбнулась моя новая подруга. — Смотри.
Она взяла меня за локоть, заставляя остановиться. Мы находились прямо посреди зала. Вокруг ходили группки приглашенных, сновали официанты…
— Горе тебе, Хоразин! — сказала она так громко, что эхо ее голоса отразилось от сводов зала и вернулось к нам: «азин… азин…». — Горе тебе, Вифсаида! Ибо, если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они, сидя во вретище и пепле, покаялись. Но и Тиру, и Сидону отраднее будет на Суде, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься!
— …можете даже не сомневаться, — не обращая внимания на мрачное пророчество моего ангела, вещал тучный мужчина буквально в паре шагов от нас. — Или нам удастся уговорить египтян уступить часть акций Суэцкого хаба, или мы построим новый, в Хайфе. Напряженность снижается, и…
— Но зачем? — отвечал его собеседник. — После третьего Омского протокола наращивать мощности по переработке газа нет смысла.
— Наращивать? — возмутился мужчина. — Нам бы свои загрузить! Заводы в Бюховене работают на тридцать процентов, и эта цифра снижается…
На слова моей спутницы никто не обратил внимания. Никто. Причем ее не проигнорировали — сказанное просто никто не услышал.
Моя новая подруга рассмеялась. Ее смех был таким мелодичным, таким восхитительным!
