С криком ярости Малакки бросился на своего мучителя. Доктор перехватил его, когда тот уже готов был вцепиться Кернсу в лицо, и прижал ему руки к туловищу, крепко держа.
– Ты сделал верный выбор, Малакки, – прошипел Уортроп ему на ухо, – у тебя было моральное обязательство…
– На твоем месте я не говорил бы о моральных обязательствах, Пеллинор, – предостерег Кернс, и глаза его блеснули от удовольствия. – И в любом случае, это абсурдное знание непреложной морали – целиком и полностью причудливое изобретение человека, капризная выдумка толпы. Нет никакой морали, кроме морали данного мгновения.
– Я начинаю понимать, почему вы с таким удовольствием охотитесь на Антропофагов, – сказал Морган с отвращением. – У вас так много общего!
Малакки обмяк в руках человека, которого вчера чуть не убил. Ноги мальчика подкосились, и теперь Доктор держал его, чтобы тот не упал на мокрую землю.
– А что, констебль, это правда, – согласился Кернс. – Мы во многом на них похожи: неразборчивые убийцы, движимые мотивами менее ясными и едва понятными, мы так же яростно боремся за территорию. Единственное существенное различие между нами и Антропофагами заключается в том, что им еще недостает опыта в притворстве и фальши, лицемерии и лжи. Они еще не обрели умения забивать и кромсать толпы себе подобных, мотивируя это благими намерениями и благословением свыше.
Он обернулся к Малакки:
– Так что давай, мой мальчик, отомсти! Ты вновь обретешь «моральный» выбор, который разрывает твою душу на части. И если сегодня ночью ты встретишь своего Бога, ты сможешь посмотреть ему прямо в глаза и сказать: «Да будет воля Твоя».
Он развернулся на каблуках и зашагал прочь. Морган отвернулся в сторону и демонстративно плюнул. Уортроп поспешно успокаивал Малакки; сейчас не время поддаваться чувству вины и жалеть себя, говорил он.
– Вы не сможете оставить меня в стороне, – был ответ. – Меня ничто не удержит.
Уортроп кивнул:
– Никто не будет тебя удерживать.
Он посмотрел через плечо мальчика на констебля и сказал:
– Дайте ему винтовку, и мы найдем ему место, Роберт.
– А Уилл Генри? Его-то, конечно, вы не возьмете с собой?
Я заговорил, сам едва веря словам, сорвавшимся у меня с губ:
– Не отсылайте меня, сэр. Пожалуйста.
Еще не ответив, Доктор улыбнулся тихой и печальной улыбкой:
– Ох, Уилл Генри. После всего, что мы пережили вместе, как я могу отослать тебя сейчас, в самый критический момент? Ты для меня незаменим.
Платформы были слишком большими и тяжелыми, чтобы везти их на телеге. Из-за дождя уже начинало смеркаться. Так что люди Моргана понесли их сами по длинной дороге, ведущей к кладбищу, а потом еще полмили до главных ворот. Там они перевели дух перед последним броском до пункта назначения – места, где старый Эразмус Грей встретил свой бесславный конец в могиле, которую сам же и вскрыл.
Теперь стало ясно, почему утром Кернса не было дома. Когда мы добрались, оказалось, что он уже хорошо ознакомлен с ландшафтом, уже выбрал деревья, на которые, как на крючья, надо будет вешать платформы, и тщательно начертил на листе бумаги план местности вплоть до расположения могильных камней.
Между могилой Элизы Бантон и ближайшими деревьями он нарисовал красный круг и надписал изысканным шрифтом с виньетками: «Кольцо забоя».
Начали поднимать платформы, вбивая якорные крепления в деревья при помощи обмотанных тряпками молотков, переговариваясь только при помощи жестов или тихим шепотом, так как Кернс дал строгие указания, прежде чем мы покинули церковь: как можно меньше шума и только тогда, когда это совершенно необходимо.
– Хотя Антропофаги – страшные сони (кроме как есть и спариваться, они только и делают, что спят), слух у них, как и чутье, крайне развит. Даже находясь на много футов от нас, под землей, сквозь почву и камни, они могут нас услышать или учуять. Так что хотя бы в одном дождь нам на руку: он увлажнит землю и приглушит звуки.
В то время как трое мужчин висели, натягивая своим весом веревки, которые крепили заднюю часть платформ к деревьям с крюками, другие вставляли квадратные скобы размером четыре на четыре вдоль переднего края платформ. Оставшиеся доски были прибиты гвоздями к стволам двух деревьев по обе стороны в качестве импровизированных лестниц. Затем Кернс отправил О’Брайана, Малакки и меня принести его чемоданы.
– Кроме ящика и несессера. Их пока оставьте, не хочу, чтобы они намокли. Ах, проклятая погода!
Уортроп отвел его в сторону, так, чтобы и без того взволнованный констебль их не слышал, и спросил:
– Возможно, я буду жалеть, что задал тебе этот вопрос, – прошептал он, – но что в ящике?
Кернс посмотрел на него с притворным изумлением:
– Шутишь, Пеллинор?! Да ты прекрасно знаешь, что в ящике!
Он подошел к одному из чемоданов и открыл крышку. Внутри, упакованная в отдельные ячейки, лежала дюжина черных цилиндров. По форме они напоминали ананасы, и каждый был обложен соломой. Кернс вытащил один из них и тихо позвал меня:
– Уилл Генри! Лови!
И он бросил мне цилиндр. Тот ударил меня прямо в живот, и я еще некоторое время смешно жонглировал им, пытаясь удержать в руках, такой он был скользкий.
– Осторожно! – предупредил Кернс. – Только не урони!
– Что это такое? – спросил я.
Я наконец поймал «ананас» – он был весьма тяжелым для своего размера.
– Как?! И ты еще называешь себя начинающим ассистентом монстролога?! Незаменимый инструмент в нашей работе, Уилл Генри. Граната, конечно. Дерни вон за то маленькое колечко.
– Он шутит, Уилл Генри, – тихо сказал Доктор, – не дергай, не надо.
– Как с вами скучно, – пожаловался Кернс. – Вот что, Уилл, назначаю тебя ответственным за гранаты. Будешь моим гренадером. Разве не прекрасно, а? Ладно, будь молодцом, и как только платформы установят, можешь поднимать гранаты наверх.
Он откинул крышку второго чемодана. Оттуда он вытащил длинную и очень прочную веревку, к одному концу которой была прикреплена тяжелая железная цепь, а к противоположному концу цепи был приварен крюк.
Потом он достал металлический столбик длиной в четыре фута и в два фута в окружности, заостренный снизу, а сверху имеющий отверстие типа «глазка». Столбик был похож на гигантскую швейную иголку.
Последнее, что он вытащил из чемодана, был большой молоток, каким забивают железнодорожные штыри. Он перебросил веревку через одно плечо, в другую взял молоток и столбик и позвал меня идти за ним.
Я поспешил следом и услышал, как у меня за спиной констебль спрашивает шепотом у Уортропа:
– А это-то для чего ему понадобилось? Жуть какая-то…
А Уортроп ответил с отвращением:
