– Уилл Генри, ступай немного впереди и держи лампу пониже, – проинструктировал доктор. – Аваале, шагай осторожно. Если увидишь что-нибудь похожее на медузу, это может быть не медуза. Когда доберемся до деревни, ничего не трогай – ничего – не надев сперва перчаток.
– Перчаток, дхактар?
– Гишуб или покинут, или пал. Других вариантов я не вижу.
– Перчатки, walaalo? – шепнул мне Аваале.
– Чтобы защитить тебя от пуидресера, – сказал я.
– Пуидресера?
– Звездной гнили, – ответил я.
– Смерти, – разъяснил монстролог.
Тропка стала крутой, почва – твердой. Прежде, чем мы подошли на сто ярдов к первому дому, я почуял это – и Аваале тоже. Он прикрыл рот и нос, вздрогнув от отвращения: Гишуб не был заброшен; он пал.
– Xumaato! – донесся из-под руки его сдавленный голос. Другой рукой он быстро перекрестился.
Уортроп вдруг рванулся вперед, к зданию на западном краю деревеньки, приказав мне держаться рядом. У двери были навалены камни, перегораживая вход. Запах гниющей плоти пропитал воздух у заграждения, сочась из щелей между поспешно сваленными в кучу камнями. Монстролог натянул перчатки и зарылся в камни. Когда самодельная стена была наполовину разрушена, Уортроп отобрал у меня лампу и качнул ею в сторону проема.
Прежде здесь коптили рыбу. Последний улов все еще рядами свисал с низкого потолка; пустые, мертвые глаза рыбы сияли в свете лампы отвратительно-желтым блеском. На полу в беспорядке валялись трупы – всего я насчитал четырнадцать – на различных стадиях разложения. Из коптильни этот дом превратился в покойницкую.
Доктор велел мне надеть перчатки и следовать за ним со светильником.
– Останься здесь, – приказал он Аваале, прежде чем мы шагнули внутрь. – Отстреливай все, что шевелится.
Было очевидно, что привело этих людей в их самодельную гробницу. Пока я держал лампу, монстролог осмотрел их глаза – у тех, у кого еще были глаза – и мертвецы незряче уставились в ответ зрачками размером с десятицентовик – Oculus Dei, очи неодушевленного бога. Те же заостренные костные выросты, что прорезались по всему телу мистера Кендалла, выступали из их бледной, тонкой как бумага кожи; те же обнаженные, вздувшиеся мускулы и желтоватые когти вместо ногтей, твердые, как камень. Над несколькими трупами доктор вынужден был поломать голову – их тела, судя по всему, взорвались, забрызгав стены и потолок превратившимися в прах внутренними органами. Доктор склонился осмотреть женщину, что уже уступила свое лицо мухам, роем вившимся вокруг наших голов. Ее труп влажно ухмыльнулся доктору, когда тот смахнул опарыши мизинцем – видно было, от чего именно она скончалась: ее скулы были раздроблены, череп разбит, подбородок расколот надвое. Она умерла не от пуидресера; ее забили до смерти.
Рядом с ней на боку лежал мужчина, прижимавший к груди дитя. То было трогательное зрелище, пока я не увидел когти, до основания погрузившиеся в спину ребенку, и волокнистые куски иссохшей плоти, свисавшие с удлинившихся резцов мужчины. Девочка не выказывала никаких признаков заражения; она была здорова, когда мужчина притянул ее в свои объятия.
– Это чудесно, Уилл Генри, – выдохнул монстролог, заглушив сводящее с ума гудение мух. – Я боялся, что мы можем ошибаться – что Сокотра не locus ex magnificum
[155]. Но мы нашли его, не так ли? И разве это не чудесно?
Я согласился с ним. Это было чудесно.
Он настоял на том, чтобы обследовать остальную деревню, так что мы переходили от дома к дому, оставляя Аваале у дверей охранять вход. Некоторые дома мы нашли сравнительно непотревоженными, словно обитатели просто вышли на несколько минут и намеревались вернуться. В других нашему взору предстали следы жестокой борьбы – перевернутые столы, перебитая кухонная утварь, разбросанная по полу одежда, кровь, забрызгавшая стены и усеявшая потолки конусообразными кляксами.
Мы посетили один из домов, что казался брошенным, но когда повернулись, чтобы уйти, груда лохмотьев в углу задрожала и высунулась ручка, бессильно когтившая воздух в направлении лампы.
Доктор вынул револьвер. Он знаком приказал мне держаться подальше и двинулся к корчащейся куче. Маленькие пальчики согнулись, упали на пол и принялись царапать твердый камень с кошмарным, сухим скребущим звуком. Держась так далеко, как только можно, Уортроп наклонился и принялся осторожно разворачивать самодельный кокон, пока перед нами не предстал ребенок, мальчик не старше пяти лет. Он был, как я решил, на последних стадиях заражения, с огромными черными глазами, больше походившими на глаза сумчатого животного, чем человеческие, и гноящимся лицом, которое раздробили дюжины выростов, похожих на шипы. Выше пояса он был наг; штаны свисали с него лохмотьями. Длинные рваные раны спускались по его груди, как следы от тигриных когтей; из ран сочилась свежая кровь, и его губы блестели от нее, и она капала с его ногтей, и я вспомнил, что рассказывал мне доктор, и понял, что мальчик был последним выжившим и поедал себя заживо.
И когда на него упал свет, его тело яростно дернулось, рот раскрылся в булькающем вскрике, и его вырвало потоком свернувшейся крови вперемешку с прозрачной, вязкой жидкостью. Мальчик бросился на свет, но он был очень слаб и упал на живот, когтя твердый камень. Его спина выгнулась, кожа туго натянулась на растущих из позвоночника выступах и затем разошлась, от основания шеи до поясницы, как расстегнувшаяся молния.
Аваале услышал мой вопль омерзения и ворвался в дом как раз вовремя, чтобы увидеть, как монстролог шагает к извивающемуся телу, наводит револьвер на маленькую голову и быстрым нажатием пальца направляет спасительную пулю в то, что оставалось от детского мозга.
Бывший пират (утративший счет убитым; Аваале Дьявол, звали они его) долго непонимающе таращился на Уортропа. Затем он поглядел на мертвого ребенка у ног доктора. Одна из крохотных ручонок упала на ботинок монстролога и крепко вцепилась в него, словно была его любимая игрушка, а кровь из раны медленно растекалась под маленькой круглой головой в полумесяц, напомнивший мне о византийских иконах младенца Христа.
Аваале без слов отступил в открытый дверной проем. Плечи доктора расслабились – появление Аваале встревожило его больше, чем то, что он застрелил ребенка, – и он попросил свой чемоданчик с инструментами.
– Всего одна-две пробы – первый свежий образец, что мы нашли. Ты мне для этого не понадобишься, Уилл Генри. Возможно, тебе стоит посторожить вместе с Аваале.
– Да, сэр.
– О, и возьми-ка лучше это, – он уронил мне в руки револьвер. – Ты не боишься им пользоваться, верно?
– Нет, сэр.
– Я и не думал.
Аваале сидел в грязи сразу по левую сторону от двери, опершись спиной на стену дома, лицом к морю. Я сел рядом с ним. Мы были всего в миле от океана, но бриза не было. Воздух был неподвижен и тяжел от пыли, а за нами высились, как огромная серая зубчатая стена, серые утесы плато Диксам.
