Маркиз вспомнил табличку на двери и назвал самое, как ему казалось, распространенное сочетание:
— Елена Петровна?
— Нет… — женщина смущенно потупилась, — Екатерина Палиндромовна. Мой отец, знаете, он был из староверов, и у него было такое редкое старинное имя — Палиндром.
— Ну что ж, всякое бывает, — протянул Маркиз, огорченный неудачей. — Так что, Екатерина… Пентагоновна, значит, вы готовы со мной сотрудничать?
— Всегда готова! — ответила та испуганно.
— Так начинайте прямо сейчас! Кому принадлежит квартира номер восемьдесят девять?
Дама дрожащими руками вытащила из ящика стола толстую конторскую книгу, перелистала ее и наконец нашла нужную запись.
— Сыроежкиной Фекле Федоровне! — сообщила она с гордостью.
«Как все просто! — удовлетворенно подумал Маркиз. — Вот я и выяснил имя неуловимой женщины в красном! Вот что значит — настоящий профессионализм! Осталось только прижать ее как следует и узнать, откуда она взяла те серьги. Какие, однако, старозаветные имена вошли в моду у нынешних барышень… Дуня, Фрося, Пелагея, а эта — надо же — Фекла!»
На всякий случай он придвинул конторскую книгу поближе и заглянул в нее. И правда, в графе «Владелец» против восемьдесят девятой квартиры было написано «Сыроежкина Фекла Федоровна». Дальше был указан номер паспорта Феклы Федоровны и год ее рождения.
Это был тысяча девятьсот двадцать девятый год.
«Это сколько же ей лет? — подумал Маркиз, разглядев удивительную дату. — Всяко больше восьмидесяти! Нет, это не та девушка в красном, которую я ищу! Или Фекла Федоровна большую часть своей жизни провела в замороженном виде? Или это пластическая хирургия творит настоящие чудеса?»
— Скажите, — обратился он к сотруднице ТСЖ, — скажите мне, Екатерина… Пирамидоновна, вот здесь, в этой графе, случайно не ошибка? Я имею в виду год рождения гражданки Сыроежкиной.
— Нет, никакой ошибки быть не может, — обиделась та. — Эту книгу заполняла лично Галина Леонардовна, а она женщина исключительной аккуратности. Если она что-то написала — значит, так оно и есть. Только… извините… я не Пирамидоновна, а Палиндромовна! Папа мой был Палиндром Мефодиевич.
— Ах, извините! — Маркиз сделал вид, что смутился. — Ошибся… работы много…
— Кстати, я вспомнила! — Лицо женщины просветлело, как весеннее небо после дождя. — Она, Галина Леонардовна, еще по поводу этой Сыроежкиной звонила Артуру Полифемовичу, нашему управляющему. Сказала, что она не пришла на регистрацию лично, вместо нее пришел племянник с ее паспортом, и Галина Леонардовна пошла навстречу, учитывая возраст владелицы квартиры.
— Племянник? — заинтересовался Маркиз. — Что за племянник? Он в этой квартире прописан?
— Нет, — с сожалением ответила женщина. — Сыроежкина одна прописана.
— А как этот племянник выглядел?
— Я его не видела, — сообщила женщина, преданно глядя в глаза Маркиза. — А Галина Леонардовна сейчас в отпуске, я вам докладывала.
— Жаль, — вздохнул Маркиз. — Ну, раз с племянником ничего не выяснили, проводите меня в квартиру Сыроежкиной. Буду ее описывать.
Екатерина Палиндромовна выскочила из-за стола и проводила Маркиза к двери нужной ему квартиры. Здесь она нажала на кнопку звонка и строгим начальственным голосом проговорила:
— Откройте!
За дверью раздались шаркающие шаги и дребезжащий старческий голос проговорил:
— Это кто?
— Екатерина Палиндромовна из ТСЖ!
— Не знаю никакой Погромовны! — ответили из-за двери. — Мне открывать не велено!
— Откройте сейчас же! К вам судебный пристав с предписанием! — строго повторила Ленина спутница.
— Не велено! — повторила старуха.
Екатерина Палиндромовна растерянно взглянула на Леню.
— Вы свободны! — проговорил тот. — Дальше я сам разберусь!
— Ну, как знаете! — Женщина пожала плечами и направилась к лифту.
Леня дождался, когда она уедет, и подошел вплотную к двери. Из-за нее доносилось хриплое дыхание.
Леня снова несколько раз нажал на кнопку звонка и раздраженно выпалил:
— Открывай, бабка! Ты меня заливаешь! Ежели сию секунду не откроешь, полицию вызову, будем дверь ломать!
— Ох! — вскрикнули за дверью, и тут же заскрежетали замки.
Дверь распахнулась, на пороге была невысокая сгорбленная старушка в синей вязаной кофте. Лицо у нее было перепуганное.
— Ох ты! — повторила она, вглядываясь в Ле-ню. — Неужто правда залило? Ты погляди, мил человек, у меня все краны-то закрыты!
В это мгновение под ногами у нее промелькнуло что-то серое, большое и пушистое. Леня, у которого выработался на такие случаи условный рефлекс, постепенно переходящий в безусловный, кинулся следом и успел перехватить пушистое серое существо прежде, чем оно взлетело выше этажом.
Существо оказалось замечательно пушистым серым котом с белой манишкой и белыми лапами. Кот мяукал, выдирался, пытался полоснуть Леню когтями, но опытный Маркиз взял его в специальный противокогтевой захват, который он в свое время отработал на Аскольде, и принес расстроенной хозяйке.
— Вот он, Фекла Федоровна! — проговорил он, входя в прихожую. — Вы дверь-то закройте, а то снова убежит!
Старушка поняла Ленину правоту, заперла дверь и только тогда обратилась к коту:
— Пушок, ты что же это удумал? Ты куда же от меня сбежать хотел?
— Весна, — проговорил Маркиз, выпуская четверолапого пленника.
Тот извернулся в воздухе и, прежде чем приземлиться на паркет, умудрился-таки цапнуть Маркиза за ногу. После этого он спрятался за хозяйку, бросая на Леню враждебные взгляды.
— Такой всегда был послушный котик, — проговорила старушка, почесывая его уши. — Такой ласковый. Прямо не знаю, что с ним такое случилось…
— Весна, — повторил Маркиз. — Весной все коты дуреют, даже кастрированные!
— Ой, да что же я тебя в коридоре-то держу! — спохватилась старушка. — Вот спасибо, что ты Пушка моего поймал! А то прямо не знаю, что бы я без него делала! У меня ведь здесь, кроме него, ни одной родной души нету! Мы ведь с ним вдвоем из Козловска приехали!
— Из Козловска? — переспросил Маркиз.
Вот интересно, эта старушка со своим котом приезжает в Петербург из глухой провинции и вступает во владение большой квартирой в элитном доме?
Старушка же поняла, что ляпнула лишнее, и прикусила язык. Однако было уже поздно, слово, как известно, не воробей и не какой-либо другой представитель пернатых.
Глаза у старушки забегали, она часто заморгала, засуетилась и проговорила, пытаясь сменить тему разговора:
— Давай, сынок, чайку, что ли, попьем.
